Петр Северов - Морские были Страница 32

— Однако сын твой не выздоровел ни от табака, ни от чая?

— Нет, — произнёс Инхаглик печально, — ему становилось все хуже. Могло бы случиться плохое, если бы ты не пришёл.

В минуты затруднений на своём извилистом пути авантюриста Боб Хайли умел мгновенно принимать решения, не считаясь со степенью риска. Стараясь казаться очень заинтересованным, он спросил:

— Значит, после того, как ушли русские, твоему сыну стало ещё хуже?

— Да, так было, — подтвердил Инхаглик.

— И ему стало хуже после того, как он пил русский чай и курил их табак?

— Но я уже сказал, что этот табак и чай очень хороши…

— А у тебя осталось, друг мой, хотя бы немного русского сахару, чаю или табаку?

— Немного найдётся, — сказал индеец. — Только очень немного…

Хайли медленно встал и произнёс торжественно:

— Я должен видеть эти продукты. Когда я лечил твоего сына, я понял, что он отравлен. Я — доктор, и яды не представляют для меня секрета. Покажи мне эти продукты, и тайна болезни сына будет раскрыта.

Инхаглик растерянно развёл руками. Слова Хайли озадачили его и взволновали.

— Но ведь я сам пил русский чай и курил русский табак! Почему же я не отравился?

Хайли вздохнул и усмехнулся:

— Если бы ты тоже был доктором, ты не задал бы мне такого вопроса. Разве можно сравнить закалённое сердце старого воина с нежным сердцем юноши, почти ребёнка? Прикажи принести в мою хижину эти русские продукты и утром ты получишь ответ. Возможно мои подозрения напрасны, и тебе не следует ссориться с русскими людьми. Возможно, твой сын отравился рыбой, печенью оленя или корнями трав. Утром ты получишь ответ и сможешь в дальнейшем избежать большого горя.

— Ты очень мудр, добр и проницателен, — негромко вымолвил индеец, поражённый страшной догадкой доктора. — Можешь мне верить, я не останусь перед тобой в долгу.

Хайли сказал, что будет изучать продукты с помощью огня и света до самого утра и что для этого ему необходимы полная тишина и одиночество.

Оставшись в хижине один, он достал из потайного кармана в рюкзаке маленький тёмный флакончик с еле приметной надписью на этикетке: «Смертельно. Кураре».

Выполнив свой замысел, Боб Хайли из предосторожности спрятал флакон не в рюкзак, а засунул его в щель в бревенчатой стене хижины.

Ещё в низовьях Медной, на протоке Ани, в малом и бедном индейском селении Серебренникову удалось найти проводников. Два индейца-охотника, соблазнённые щедрой наградой (Серебренников давал им табак, стальные ножи, рыболовные крючья и сапоги), решились идти с группой русских значительно севернее устьев Щечитны и Дикой до впадения в Медную реки Тлышитна. Щедрость и доверчивость молодого русского начальника немало удивили проводников: он сразу же выдал им не только обувь, но и одежду и на первом же привале усадил их за общий обед.

Серебренников отлично знал, какая суровая предстоит им дорога, и, помня, что дружба в отряде решает успех всего предприятия, решил не пользоваться никакими предпочтениями перед другими. На привалах он вместе с промышленниками рубил дрова, разводил костёр, строил шалаш, кашеварил, а в пути, на быстринах, прыгал с байдары в ледяную воду и наравне со всеми тянул бечеву.

Бурная порожистая река стремительно неслась к океану, дыбила мутные волны, кружила обломки льдин. Эти льдины были вестниками близкой зимы, хотя шла только вторая половина августа. Близость зимы, несменявшийся северный ветер и непрерывный промозглый дождь, грозные водовороты — все это не предвещало исследователям удачи. За долгие дни надрывной борьбы с рекой им удалось пройти лишь несколько десятков километров. Но Серебренников не терял ни уверенности, ни свойственного ему бодрого расположения духа. Где-то далеко впереди, у слияния Медной с рекой Щечитна, находилась русская фактория. Штурман уверял спутников, что до фактории осталось два-три дня пути, радовался каждому пройденному порогу, а когда на отдельных участках реки течение позволяло идти на вёслах, он заранее торжествовал победу. Этот неутомимый человек жил ненасытной жаждой открытий. Проводники не переставали удивляться молодому начальнику: почему он был рад какому-то безвестному утёсу, притоку реки или повороту её русла? Зачем он отмечал все это на бумаге?

Насколько удивляли проводников эти непонятные для них поступки начальника отряда, настолько располагала и привязывала его доброта. Он не делал ни малейшего различия между своими, русскими, и этими двумя индейцами: часто сменял их на вёслах, в ночном карауле, поровну делил с ними табак и сухари…

Они стали называть его другом. Это слово как будто спаяло их с русским начальником. Индейцы сказали Серебренникову, что останутся с ним на зимовку, а весной пойдут в самые верховья реки.

Когда за излучиной Медной показалось бревенчатое селение «воронов» и штурман заметил, что теперь, наконец-то, отряд хорошо отдохнёт, старший проводник, уже успевший принять в дороге русское имя Анатолий, вымолвил с опаской:

— «Вороны» часто не ладят со своими соседями…

— И что же? — возразил штурман. — Мы не соседи. Мы — гости.

— «Воронам» очень нужно оружие. Они не захотят ни одежды, ни провизии, ни байдар. Но им нужно оружие, а у нас такие хорошие ружья…

Серебренников насторожился:

— Ты думаешь, они решатся напасть?

— Я не знаю, — отозвался проводник. — Я пойду в разведку…

— А если они тебя задержат?

Индеец задумался, глубоко вздохнул:

— Тогда вы пойдёте дальше… Без меня. Ещё не вся река лежит на твоей бумаге…

Серебренникова тронула решимость индейца. Неужели ради успеха экспедиции он готов был рисковать жизнью? А может быть, проводник хотел покинуть отряд и остаться у «воронов»? Так или иначе, задерживать его не имело смысла. Если он решил уйти — пусть уходит, это лучше, чем иметь в отряде ненадёжного человека.

Анатолий вернулся через несколько часов и сказал, что старый Инхаглик ждёт русского начальника и готов раскурить с ним трубку. Потом он добавил, что до фактории остался один переход и что «вороны» утверждают, будто река вот-вот остановится. Словно в подтверждение этого в тот же день выпал снег.

В селении «воронов» отряд пробыл менее суток. Вождь был очень доволен подарками. Он спрашивал, помогут ли чай, сахар и табак его больному сыну. Чтобы ободрить старика, кто-то из промышленников ответил уверенно:

— Помогут!..

Если бы знал в ту минуту штурман, какие последствия может повлечь одно это слово, он не оставил бы его незамеченным. Но откуда ему было знать, что где-то неподалёку скитался Боб Хайли?..