Я служил на флоте - Руслан Георгиевич Илаев Страница 32

…В восемнадцать часов я закрыл поликлинику на ключ и опечатал печатью, выданной в секретной части госпиталя. Затем вышел через ворота госпиталя и по улице Советской двинулся в направлении своего дома.

Улица Советская длиной полтора километра и противоположным концом упирается в проспект Ленина, затем мне надо перейти Посадскую улицу, идущую параллельно проспекту, выйти через кронштадтские ворота на Кронштадтское шоссе и через двести метров я дома на 16-ом квартале.

Однако, переходя на противоположную сторону проспекта, я увидел знакомого чеченца Беслана Хамагова, оживленно разговаривающего с какими-то незнакомыми ребятами его возраста, и судя по их внешности, скорее всего чеченцами. Поздоровались, Беслан объяснил мне, что только вышел из «чеченского кафе», где обо мне спрашивал Салман — владелец кафе-ресторана. Салман Ватаев — старожил Кронштадта, был женат на местной девушке, с которой они вместе учились в политехническом институте, она же его и перетянула на постоянное место жительства в Кронштадт после окончания политеха. Умный, начитанный и не лишенный логического восприятия и понимания меняющейся обстановки, он нравился мне тем, что практически никогда не терялся в критической ситуации и мог выбрать в любой сложной комбинации наиболее оптимальный выход. Впоследствии он развелся с русской женой Ольгой из-за отсутствия детей в пятилетнем браке. Салман мог стать хорошим инженером, но не стал. Зато открыл свое дело в виде кафе-ресторана с барной стойкой и игровыми автоматами. Судя по всему, заведение приносило Ватаеву неплохой доход. Однако я предполагал, что в конечном итоге его прикроют, и не только потому, что он чеченец, а в силу его природной жадности и неумения делиться с теми, кто тебя поддерживает и оберегает.

Вместе с Бесланом вошли в зал ресторана, за столиком в правом углу сидел Салман в окружении трех молодых соплеменников, они что-то возбужденно обсуждали. Увидев меня, они приумолкли. Одного из них я признал, его звали Резваном, двое других мне были незнакомы. Все трое не старше двадцати лет, за соседним столом восседал в одиночестве Ибрагим, ему уже лет тридцать — приятель Беслана. Я смекнул, что здесь произошел какой-то конфликт: на полу — свежая затертая кровь, свежие кровавые пятнышки разбрызганы и по стене, и даже на ножках стола и двух стульев. Поздоровавшись с Салманом, поинтересовался у него:

— Что здесь произошло и что это за кровь?

— Да вот сейчас эти орлы избили двух братьев Васильевых! — ответил Салман раздраженно, — посмотри на этих идиотов, они даже сейчас не понимают, что натворили, кретины!

— Братья вроде как с тобой работали и у вас были общие дела? — поинтересовался я у Салмана.

— Дела были до сегодняшнего дня, но больше дел у нас быть не может, — ответил Салман, — побили братьев капитально, здесь все было залито их кровью.

Пообщавшись с Ватаевым еще минут пять, я окончательно убедился, что пора делать ноги. Дело в том, что братья Васильевы были огненно-рыжими близнецами, не совсем здоровыми психически. То есть, в спокойной обстановке были нормальными людьми, но в критической ситуации становились бешенными ротвейлерами. В том, что они вернутся, я даже не сомневался, но это было не главным. Вот, как и с чем они вернутся, пугало по-настоящему только меня, остальные присутствующие находились в неведении или же в иллюзорно-героической эйфории. Но оставлять Беслана Хамагова в ресторане я тоже не желал, предполагая надвигающуюся беду в виде неотвратимого возмездия. Заказав графин водки, пожаловался чеченцам на плохое самочувствие, выпил стакан водки и попросил Беслана подвезти меня до дома, еще раз сославшись на непонятное недомогание. Он внял моей просьбе, подвез меня на своей машине к дому и хотел было развернуться, однако я настоял на том, чтобы он проводил меня наверх до квартиры. Поднялись на четвертый этаж, и далее я сделал все для того, чтобы подольше задержать его у себя.

Неожиданно, раздался звонок телефона, с Бесланом говорил Салман на чеченском не более пятнадцати секунд. Мертвенная бледность покрыла его лицо, он медленно присел на край дивана.

— Наших в кафе перестреляли, — начал Беслан, — близнецы пришли в кафе с помповыми ружьями и картечью убили Ибрагима, тяжело ранены Резван и Муса. Мне надо ехать немедленно в кафе.

— Едем вместе, — предложил я. Оставлять друга одного в таком состоянии я не мог, сейчас ему особенно нужна была моя поддержка.

В ресторане все вверх дном — опрокинуты столы, стулья. На полу и на стенах — везде кровь, «рваные раны, причинены картечью с повреждением крупных сосудов», — фиксирует беспощадно мой мозг. Салман тут же. Вся его одежда в крови.

— Пытался жгут наложить на бедро Резвану, затем помогал раненых на носилки укладывать, — объясняет Салман. Затем вслух восстанавливает картину происшедшего:

— Они вошли через кухню, в руках — помповые ружья, стрелять начали практически сразу. В зале сидели Ибрагим, Муса, Резван и еще двое ребят — они с Ленинграда, ты их не знаешь. Первым под огонь попали Резван и Муса, — продолжал горестный рассказ Салман, — один получил ранение в руку, другой в бедро. Меня они сразу не заметили, я как раз сидел за барной стойкой. Отвлек их Ибрагим, услышав выстрелы, он бросился из ресторана к своей машине. Братья, скорее всего, подумали, что он за оружием бежит, за ним рванули — они дуплетом из двух стволов ему всю грудную клетку разворотили. Он как раз присел за дверцу своей машины, когда ее открыл. Этим самым он спас жизнь мне, Резвану и Мусе. Добивать нас у них уже не было времени. Отдел милиции от нас в ста метрах, через три минуты половина личного состава набежала на выстрелы. Ибрагим умер по дороге в больницу, всё жаловался, что воздуха ему не хватает. Резвану разворотило руку ниже локтя, я ему рану чистым полотенцем перевязал, на плечо жгут наложил — крови он много потерял. Хуже было Мусе-картечь перебила бедренную кость и, наверное, артерию, кровь из него хлестала фонтаном. Официанткой у нас работает Ира, она раньше, до прихода к нам, медсестрой была в госпитале. Так вот, эта Ира и спасла Мусу, пальцами артерию передавила, и пока скорая не приехала, так и держала руки на его артерии.

Печальный итог бывает неизбежен, когда недооцениваешь способность противника нанести тебе ответный удар.