Сочинения в двух томах. Том 2 - Макс Пембертон Страница 33

Наконец вечером на седьмые сутки я почувствовал, что наше судно вдруг стало, и услышал, как спустили якорь. Было уже поздно. В это время я обычно ложился в постель, но на этот раз ждал, сидя в своем кресле, чего-то необычного, ждал, полный тревоги и волнения. Наверху ощущалось большое движение. Прошел час, ко мне никто не являлся, и я почувствовал, что судно стало снова продвигаться вперед, но очень медленно. Я открыл свой иллюминатор и, хотя ночь была безлунная, увидел, что мы входим в узкий проход, по обе стороны которого вздымались высокие стены скал. Проход этот служил входом в какую-то гавань или закрытый водяной бассейн.

Скоро судно подошло, по-видимому, к пристани, о чем можно было догадаться по суете, поднявшейся на палубе, громыханью сбрасываемых в воду якорей и прочим громким звукам.

Дождавшись, когда весь этот шум стих, я наконец решился лечь в постель. На следующее утро я получил вместе со своим утренним кофе изящную записку, в которой меня приглашали вечером в восемь часов на обед к капитану Блэку. Даже и это приглашение чрезвычайно обрадовало меня — до того мне было тягостно мое одиночество. Когда же в четверть восьмого старый негр явился ко мне и, отворив дверь моей каюты, произнес: «Господин ожидает вас!», я с радостью последовал за ним, хотя и сознавал, что это ведет меня, быть может, к смерти.

Выйдя по коридору в кают-компанию, а оттуда по широкой, устланной ковром лестнице на палубу, мы очутились наверху, где было совершенно темно, только над носовой башней огромный фонарь кидал длинный и широкий луч яркого света на море. При свете этого фонаря я увидел, что наше судно находилось в довольно обширной пещере, окруженной гигантскими скалами. Вдали в скале виднелась узкая щель, ведущая во вторую пещеру, уже совершенно темную. Все это я едва успел разглядеть, так как меня уже ожидала шлюпка. Гребцы сразу же налегли на весла и, держась все время в полосе света, стали грести прямо по направлению к узкой расщелине в скале. Пройдя через эту расщелину, мы очутились в узком фиорде, окруженном такой высокой стеной скал, что здесь было почти совсем темно, и только высоко над головой виднелась узкая полоска неба. Эта вторая пещера привела к глубокому озеру, замкнутому со всех сторон кольцом высоких скал. При этом мне невольно бросилось в глаза, что в одной стене отвесно обрывавшейся в озеро скалы, образующей левый его берег, на весьма значительной высоте от воды мелькали огни как бы из окон, прорубленных в черной скале чьей-то таинственной рукой. Туда-то именно и направлялась теперь шлюпка. Когда мы подошли ближе, я увидел высеченную в скале пристань с черной решеткой и затем красивую чугунную лестницу, ведущую вверх в глубь скалы.

При выходе из шлюпки нас встретили с десяток слуг с факелами, которые молча выстроились по обе стороны, а я, следуя за старым негром, стал подниматься по чугунной лестнице, оканчивавшейся небольшой площадкой в виде высокого балкона. На эту площадку выходила обитая железом массивная дверь. Дверь эта отворилась, и на пороге меня встретил мой знакомый доктор. Он чрезвычайно сердечно поздоровался со мной и вообще казался на этот раз в очень веселом и добродушном настроении.

— Идемте скорее, — проговорил он, взяв меня под руку, — все ждут только вас. А в эту чертовски холодную погоду все голодны как волки! Сюда, попрошу вас, не бойтесь, здесь не темно!

Действительно, мы вошли в широкий коридор, ярко освещенный электрическим светом. Казалось, будто стены его были высечены из хрусталя, так как поверхность их, гладкая и блестящая, походила на зеркало. На некотором расстоянии друг от друга были проделаны высокие окна, обращенные к озеру, но теперь все они были завешены тяжелыми занавесями; вдоль противоположной стены стояли шкафы и полки с вешалками. В конце коридора была другая дверь, из цельного американского ореха превосходной работы. Когда доктор отворил ее, мы очутились в большой высокой комнате, обставленной со всем европейским комфортом и даже роскошью: все стены и пол были сплошь покрыты дорогими мехами. Изящная дорогая мебель, покрытая темно-коричневым штофом, выгодно выделялась на серебристо-белых шкурах полярного медведя, преобладавших здесь. В левом углу стоял большой концертный рояль, а на его пюпитре — раскрытая тетрадь нот. Середину одной из стен занимал громадный монументальный камин, в котором пылал яркий огонь. В центре комнаты находился большой письменный стол, заваленный картами, книгами и журналами. По стенам тянулись полки с книгами и красивые библиотечные шкафы, а также этажерки, уставленные драгоценными произведениями искусства.

Но не столько эта комната, сколько сам обладатель ее привлекал мое внимание. Никого, кроме капитана Блэка, в этой комнате не было. Но это был уже не тот человек, которого я видел председателем пьяной оргии в Париже.

Ничего резкого, злобного и жестокого ни в голосе, ни в манере, ни во взгляде его теперь не было. Голос его звучал мягко и приятно, когда он ответил «войдите» на стук доктора, и затем, поднявшись с кресла, сделал несколько шагов к нам навстречу как милый, радушный хозяин. Когда он протянул мне руку, я чуть было не убрал свою, но тотчас опомнился, сообразив, что в моем положении это было бы положительным безумием. Я взял его большую, сильную руку и взглянул ему прямо в лицо. Этот человек был ниже меня ростом, но огромная, необыкновенная сила чувствовалась в его могучих руках и богатырских плечах. Лицом он был тоже недурен, хотя его портили слишком большая черная борода и платье, сидевшее как-то слишком свободно и мешковато.

Всего удивительнее, однако, в нашей встрече было то, что когда он взял мою руку, то долго не выпускал ее из своей, причем смотрел мне прямо в лицо с таким непритворным участием, какое мне казалось совершенно непонятным. Он до того забылся в этом созерцании, что долго продолжал держать и пожимать мою руку, как будто видел перед собой самого дорогого друга после долгой разлуки.

Наконец он ласково проговорил:

— Я очень рад вас видеть! Обед ждет нас. Пойдемте в столовую, —