Роберт Стивенсон - Остров Сокровищ Страница 35

– Но предупреждаю – я не собираюсь возвращаться на прежнюю стоянку! Я хотел бы добраться до Северной стоянки и пристать именно там, – заявил я.

– Ладно. Не такой уж я болван и прекрасно понимаю, в чем дело. Я проиграл, удача на твоей стороне. Северная стоянка? Ну что ж, выбора у меня нет. Я готов вести судно хоть к собственной виселице, черт бы меня побрал!

Хоть я и чувствовал, что он что-то замышляет, но мы заключили сделку. Через несколько минут шхуна уже шла по ветру вдоль берега Острова Сокровищ, и я надеялся достичь Северной стоянки еще до полудня, подойти к берегу во время прилива, стать в безопасном месте, а затем дождаться отлива и высадиться на берег.

Закрепив румпель, я спустился вниз и отыскал в своем сундучке подаренный мне матерью шелковый платок. С моей помощью Хендс перевязал этим платком глубокую колотую, все еще обильно кровоточащую рану на бедре и, поев немного и глотнув еще рому, заметно приободрился. Он сел прямее и заговорил отчетливей. Теперь он выглядел гораздо лучше.

Дул попутный бриз. Шхуна неслась, как птица. Очертания побережья менялись на глазах. Гористый ландшафт перешел в низкий песчаный берег, поросший карликовыми соснами. Довольно скоро мы обогнули скалистый мыс – северную оконечность острова.

Я был в отличном расположении духа. Мне нравилось вести корабль. Я наслаждался отменной погодой и живописными видами. Я не чувствовал ни жажды, ни голода, ни укоров совести из-за бегства из блокгауза – ведь мне удалось в одиночку завладеть шхуной. Смущали меня только взгляд Хендса, неотступно следивший за каждым моим движением, и странная усмешка, не сходившая с его лица. Я работал в поте лица, а он только и делал, что следил за мной.

Глава 26

Израэль Хендс

Ветер, до сих пор благоприятствовавший нам, повернул на запад, и мы быстро добрались от северо-восточной оконечности острова до Северной стоянки. Но поскольку якоря у нас не было, мы не решались войти в узкий пролив до тех пор, пока прилив не достигнет высшей точки. Пришлось ждать. Время тянулось медленно, и, чтобы скоротать его, боцман наставлял меня, что требуется, чтобы развернуть судно и лечь в дрейф.

Затем мы снова решили перекусить.

– Капитан, – обратился ко мне Хендс с кривой ухмылкой. – Там на палубе валяется мой приятель О’Брайен. Не будете ли вы любезны отправить его за борт? Я человек не щепетильный и не испытываю ни малейших укоров совести оттого, что отправил его в преисподнюю, где ему самое место. Он не лучшее украшение для нашего судна, верно?

– У меня для этого не хватит сил, – возразил я. – Кроме того, эта работа мне не по душе. Пусть себе лежит! – отвечал я.

– Проклятое судно, эта «Эспаньола», Джим, – подмигнул Хендс. – Сколько моряков погибло на ее борту с тех пор, как мы вышли из Бристоля! И не упомню такого неудачного плавания… Бедняга О’Брайен тоже ведь погиб ни за понюшку табаку, как ты считаешь?.. А теперь знаешь что? Я попрошу тебя спуститься вниз и принести мне… Проклятье, что-то я забыл, что мне понадобилось… Ах да – принеси мне бутылочку вина, Джим, но только не рому. Что-то он сегодня слишком крепок для моей слабой головы…

Забывчивость боцмана показалась мне подозрительной, как и его желание хлебнуть вина вместо рома. Очевидно, это был всего лишь предлог, чтобы спровадить меня с палубы, но зачем? Об этом я мог только догадываться, тем более что боцман избегал встречаться со мной взглядом. Он глазел то на небо, то на труп О'Брайена, а по его ухмылке и тону даже ребенок мог бы догадаться, что он что-то замышляет. Однако я и бровью не повел: обвести вокруг пальца такого тупицу, как Хендс, было несложно.

– Вина? – равнодушно переспросил я. – Хорошо. Но какого – белого или красного?

– Это не важно, – проворчал Хендс. – Лишь бы было крепкое и в достаточном количестве.

– Отлично. Выдержанный портвейн вас устроит, мистер Хендс? Только его придется поискать подольше.

Я спустился вниз по трапу, как можно громче стуча башмаками, а потом, скинув их, пробежал по трюмному коридору к матросскому кубрику, поднялся по трапу и осторожно выглянул из-за капитанской рубки. Я был прав в своих подозрениях. Хендс поднялся на четвереньки. Раненое бедро причиняло ему сильную боль (до меня доносились его стоны), однако он довольно резво пополз по палубе, добрался до бухты троса, лежавшей у мачты, и вытащил из-под нее длинный нож, похожий на кортик, с лезвием, испачканным кровью. Он внимательно осмотрел его, шевеля нижней челюстью, попробовал на ногте остроту лезвия и, сунув нож за пазуху, так же ползком вернулся на место.

Теперь я знал все, что мне требовалось: Израэль Хендс способен двигаться, он вооружен, а поскольку он так настойчиво пытался спровадить меня с палубы, значит, именно меня он избрал своей жертвой. Что он намеревался предпринять потом – дотащиться до Северной стоянки, до лагеря пиратов или начать палить из пушки, призывая сообщников на помощь, – этого я знать не мог, да и не хотел.

Я мог доверять Хендсу только в том, в чем наши интересы совпадали. Мы оба хотели привести шхуну в безопасное место, откуда потом ее можно было бы вывести без чрезмерного труда и риска. Пока это не сделано, моя жизнь в безопасности.

Несмотря на эти раздумья, времени я не терял: бегом вернулся обратно в нашу каюту, надел башмаки, разыскал бутылку вина и поднялся на палубу. Хендс неподвижно лежал там же, где я его и оставил. Веки его были полуопущены, словно дневной свет резал ему глаза. Искоса взглянув на меня, он принял бутылку, ловко отбил горлышко и одним глотком осушил ее до половины. Затем, переведя дух, извлек из кармана пачку жевательного табаку и обратился ко мне:

– Будь так добр, отрежь мне кусок. А то у меня и ножа при себе нет, да и сил, чтобы им воспользоваться, тоже… Ох, Джим, что-то мне совсем худо!.. Видно, в последний раз жую я табак, да и вообще долго не протяну.

– Ладно, Израэль, – сказал я. – Я отрежу вам табаку. Но будь я на вашем месте, то перед смертью постарался бы покаяться.

– Покаяться? В чем же это?

– Как в чем? – возмущенно вскричал я. – Вы изменили долгу. Вы обагрили свои руки невинной кровью. Вот лежит человек, которого вы убили, и вы еще спрашиваете меня – в чем вам покаяться?

Я, пожалуй, чересчур разгорячился, думая об окровавленном ноже, который лежал у него за пазухой и был предназначен для меня. Но Хендс невозмутимо глотнул вина и заговорил наставительным тоном:

– Я тридцать лет провел в море, видел хорошее и плохое, штормы и штили, голод и жажду, поножовщины, артиллерийские дуэли, да мало ли что еще. И, уверяю тебя, ни разу не видел, чтобы от добродетели была хоть какая-то польза! Кто бьет первым, тот и прав – вот и все заповеди. «Мертвые не кусаются» – такова моя любимая поговорка. Аминь!.. А теперь довольно об этой чепухе. Смотри – прилив уже неплохо поработал, и если ты, капитан Хокинс, будешь в точности выполнять мои указания, то мы вскоре введем шхуну в бухту и ступим на сушу.