Выше нас — одно море - Альберт Андреевич Беляев Страница 37

— Крузенштерна? Кажется, читал, — неуверенно сказал Тимофей, не понимая еще, к чему клонит капитан.

— А помните, там есть одно очень хорошее место о течениях? Сейчас вам покажу. — Капитан порылся в нижнем ящике штурманского стола и достал книгу. — Вот… сейчас… ага, вот оно, слушайте: «Познание течения моря столь важно для мореплавания, что мореходец должен поставить себе обязанностью производить над оным наблюдения во всякое время с возможной точностью». А? Каково сказано? Знаете что, мы выпишем эти слова на большом листе бумаги и прикрепим цитату из Крузенштерна здесь, над штурманским столом. Пусть она всегда будет перед глазами.

Тимофей с удивлением слушал разговорившегося капитана.

— Спасибо, товарищ капитан. Я все сделаю.

— Меня благодарить не надо. Это полезное дело я полностью поддержу. Но, смотрите, коль уж начали — бейтесь до конца.

Капитан, весело поглядывая на Тимофея, продолжал:

— Должен вам сказать, мореплаватели старых времен, не в укор будь нам сказано, очень следили за течениями и много о них писали. Их наблюдения отличались тщательностью и точностью измерений.

— Я читал кое-что об этом, — несмело промолвил Тимофей.

— Что вы читали? — с любопытством взглянул на него капитан.

— Больше всего я читал о плаваниях по Северному Ледовитому океану, о плаваниях Дежнева, Челюскина, Лаптевых, Овцына, Стерлегова, Пахтусова, об экспедициях на «Святой Анне», на «Фраме», «Жаннете»…

— Это интересно! — воскликнул капитан. — А записки Пинегина, очерки Соколова-Микитова? А дневник Альбанова?

Тимофей кивнул.

— Читал.

— Мне очень приятно слышать все это, — тепло проговорил капитан. — Я сам увлекался историей плаваний по арктическим морям.

Он помолчал и спросил:

— Скажите, вы выбрали Мурманск отчасти и по этой причине?

— Да, мне очень хочется попасть в Арктику.

— А попали на регулярный каботаж. Это вас не разочаровывает?

— Не вечно же я здесь буду.

— Верно. Арктика от вас не уйдет. Что ж, желаю удачи.

Капитан ушел. А Тимофей бережно собрал разложенные карточки и долго еще сидел в штурманской рубке, обдумывая разговор с капитаном. Силен старик… Крузенштерна помнит. Как это сказано там? «…Мореходец должен поставить себе обязанностью производить над оным наблюдения во всякое время с возможной точностью». Мореходец… Хорошее какое слово, ласковое… Что ж, матрос Таволжанов, теперь держись, сам взялся за гуж…

ЗАЧЕМ ИДУТ НА МОРЕ

Через рейс капитан вызвал Тимофея к себе в каюту и в присутствии старпома зачитал приказ о назначении матроса Таволжанова исполняющим обязанности третьего помощника капитана. Одновременно третий помощник Кравчук назначался вторым, а Кирпичников «по личной просьбе» списывался с судна в распоряжение отдела кадров пароходства.

— Поздравляю вас, Тимофей Андреевич, с назначением на штурманскую должность. Надеюсь, вы оправдаете доверие, — торжественно и официально добавил капитан.

Тимофей вытянулся по стойке «смирно» и машинально ответил:

— Есть, оправдать доверие!

Шулепов рассмеялся.

— Вот и хорошо. Идите, принимайте дела.

Он вышел от капитана в полной растерянности. Вот оно, пришло время начинать штурманскую службу… А у него и диплом еще не выплаван… Но ведь «и. о.»… Хитер старик! И портнадзор с такой формулировкой согласится. Раз и. о., значит, под личную ответственность капитана.

Вечером зашел к Тимофею в каюту Кирпичников и пригласил на «традиционный», как он выразился, «отвальный приемчик». Кирпичников был необычно боек, суетлив и предупредителен. Он так просил Тимофея пойти с ним, что отказаться было нельзя.

— Ну, вот и хорошо. Все теперь чин по чину будет, А как же? Уходит с судна один из помощников, должен же он проститься с товарищами? Ведь кто знает — куда теперь меня назначат?

Тимофею стало жалко Кирпичникова. Видно, не совсем по «личной просьбе» уходил он с судна…

Они собрались за столиком в ресторане «Арктика». Их было четверо — Кирпичников, Тимофей, нынешний второй помощник Кравчук и боцман Горлов Василий Серафимович. Боцман был самым пожилым человеком в их компании. Старый холостяк, он вел довольно замкнутую жизнь и жил своей работой, своим пароходом. Дело свое знал он отлично, и потому капитан Шулепов очень ценил Горлова. И, соответственно, ценили его и помощники капитана.

Егор Кирпичников поднял рюмку на уровень глаз и, рассматривая прозрачную влагу, произнес:

— Какая она чистая, водочка. Выпьешь ее, родимую, и вся ржа с души отстает, испаряется, и чувствуешь ты себя после этого легким и счастливым, и все впереди видится тебе в розовом цвете, и сам себя ты начинаешь любить, а то и жалеть. Так давайте же выпьем по первой, помянем бывший мой пароход, мои собачьи вахты. «Служил он не долго, но честно!..» — так в песне поется. За то и выпьем.

Он залпом выпил водку, тут же налил себе еще и снова осушил рюмку. Потом долго молча сидел, курил. Тимофей подвинул Кирпичникову тарелку с салатом.

— Вы закусывайте, Егор Матвеевич, а то можете быстро опьянеть.

Кирпичников встрепенулся.

— Эх, милый Тимофей Андреевич, да разве страшно это — опьянеть? Мне как раз, может, и хочется опьянеть. Нынче я сам себе господин…

Кирпичников налил еще рюмку, выпил, затянулся папиросой и заговорил опять:

— Вот вы тут сидите смирно и спокойно, все умные люди, образованные. Ну так ответьте мне на простой, казалось бы, вопрос: почему пьют люди? А?

Боцман усмехнулся.

— Брось ты умничать, Матвеич, тебе дело говорят: раз пьешь — надо закусывать. А то нахватаешь без закуски — и все, уже под столом ищи…

Кирпичников раздраженно отмахнулся.

— Оставь, боцман. Мы тебя знаем и уважаем. Но не мешай разговору. Ну, камрады, так почему и кто пьет горькую на Руси?

Кравчук