Жак-Ив Кусто - Мир без солнца Страница 4

ДЫХАНИЕ МОРЯ

Включаем эхолот. С помощью специального переключателя направляю ультразвуковые сигналы вверх и выясняю, на какой глубине мы находимся, проверяя при этом правильность показаний манометров. Направляю затем сигналы в глубину, чтобы установить точное расстояние до дна и скорость нашего погружения. Посылая сигналы вперед, заранее узнаю о еще невидимых препятствиях на нашем пути. По эхограмме мы можем судить о приближении подводных слоев, которые вчера еще казались таинственными. Глубинные слои рассеивания- это горизонтальные водные слои, находящиеся на различных глубинах, обнаружив которые, эхолот посылает отчетливые сигналы; однако в них надо разобраться, чтобы не спутать их с сигналами, получаемыми со дна[1].

Благодаря «ныряющему блюдцу» мы смогли установить, что в этих слоях постоянно накапливаются очень мелкие организмы, и это сильно снижает видимость. Ночью они поднимаются к поверхности моря, и мы их почти мгновенно проходим, днем – опускаются на несколько сотен метров. Такой ритм дыхания моря регулируется солнцем, так же как пение птиц. Эти грандиозные суточные миграции охватывают миллионы тонн планктона и влияют (прямо и косвенно) на весь цикл жизни морей и океанов.

Одна из задач, стоящих перед нами, – исследование гигантских ежесуточных миграций по вертикали, этого грандиозного прилива жизни. Когда спускаются и поднимаются мириады мельчайших организмов, вслед за ними спускаются и поднимаются целые скопища более крупных и подвижных морских обитателей, питающихся ими. Жители верхних этажей – рыбы, обитающие ближе к поверхности, – следуют за этими организмами вниз до определенной глубины. Жители нижних этажей – кальмары и мало известные нам рыбы – следуют за ними вверх до соответствующего уровня. Мы чаще погружаемся ночью, так как только ночью на глубине от 200 до 300 метров мы можем увидеть тех животных и рыб, которые днем недосягаемы для «ныряющего блюдца».

Несметное множество мелких блестящих рыбешек днем скрывается в углублениях скалистых круч, и только ночью они всплывают до уровня 150-300 метров, где простираются эти удивительные слои, и питаются крошечной добычей, А ранним утром весь этот серебристый народ торопливо возвращается в свое жилье. Но горе тому, кто не успеет вернуться домой! На наших глазах с запоздавшими зверски расправляются крупные хищники, с восходом солнца приплывшие в эти глубины из поверхностных слоев.

Море тоже имеет свои времена года. Оно цветет, как наши луга, особенно весной и осенью. Каждую неделю мы наблюдаем появление все новых видов – целые полчища вступают в борьбу за существование в морских глубинах.

ТРЕТЬЯ КРУЧА

Когда свет нашей фары тускнеет, мы уже знаем: скоро дно. Наше «блюдце» скользит на глубине 45-50 метров над дном, покрытым песком и детритом. Фалько одним движением поворачивает рукоятку, и часть балласта бесшумно отделяется и падает на песок, а наше «блюдце», облегченное таким образом на 25 килограммов, продолжает свой путь. Погружение замедляется, и мы совершаем очень мягкую посадку, без единого толчка. 

— Мы килограммов на десять тяжелее, — сообщает Фалько и нажимает на кнопку пуска балластного электронасоса. Меньше чем за минуту десять лишних литров воды сбрасывается обратно в море, и «блюдце», слегка покачиваясь, готово вновь ринуться вперед. Тогда Фалько включает двигатель, наша подлодка-малютка трогается, мы по гирокомпасу плывем под уклон вдоль уступа и вскоре достигаем шестидесятиметровой глубины. Здесь начинается та самая вторая круча, которую я видел в 1952 году, погружаясь с аквалангом.

Когда мы проплываем над резко очерченным краем кручи, Фалько переводит рычаг вперед, и за три секунды 70 килограммов ртути перетекает в крайний передний резервуар. «Блюдце» наклоняется под углом 35 градусов. Но это далеко не достаточно. Тогда мы начинаем спускаться зигзагами, как слаломисты, вдоль коралловой стены.

Флора и фауна второй кручи на глубине 70 метров довольно богаты и необычны. Но затем подводный мир постепенно беднеет. Формы становятся однообразнее, цвета бледнеют. Вскоре, на глубине 100 метров, мы оказываемся над горизонтальной плитой, изборожденной трещинами. Этот своеобразный тротуар, который мы видим при каждом погружении, возможно, в древности был материковой отмелью Красного моря. Через насколько метров перед нами разверзлась беспросветная мгла таинственной бездны. Это третья круча, о существовании которой мы никогда не узнали бы, если бы не наше «ныряющее блюдце».

Вновь пикируем в неизвестность. Нависшая над бездной плита из мертвого коралла выглядит теперь весьма грозно. Мы подбираемся под нее с некоторой опаской; под нами уходит вглубь совершенно отвесная стена, вероятно, также образовавшаяся из омертвевших кораллов. Начинает кружиться голова. По ассоциациям, возникающим при этом, наше погружение можно сравнить с альпинистским восхождением. Только мы обладаем огромным преимуществом по сравнению с альпинистами; находясь в воде, мы невесомы и можем парить в нашей чудо-подлодке. На какое-то мгновение погружение «блюдца» приостанавливается. Значит, мы вошли в более холодный и более плотный слой воды, в котором архимедова выталкивающая сила возрастает. Если бы мы спешили, то преодолели бы этот барьер, увеличив наш балласт за счет нескольких литров воды. Но сегодня можно немного повременить; «блюдце» охлаждается, корпус его сжимается и приобретает почти свой первоначальный вес. Теперь, когда «блюдце» находится в прохладной зоне, мы не изнываем от жары, а Фалько даже натягивает тельняшку. Внутренний термометр показывает теперь не 35, а 26-27 градусов.

— Здесь почти холодно! — смеясь, восклицает Альбер, и мы невольно вспоминаем о гнетущей жаре, которая царит там, на борту «Калипсо».

На глубине 150 метров появляются огромные вертикальные колонны, словно горельефы на стене; потом они переходят в грандиозную колоннаду, которая теряется во мраке глубин.

— Органные трубы, — комментирует Фалько.

— Да, или доломиты, — добавляю я. Эта фантастическая колоннада обступает нас; затем на глубине 220-240 метров колонны сливаются в плоскость с наклоном в 75 градусов. К 250-260 метрам заканчивается третья круча, и мы опускаемся до нашей предельной глубины – 300 метров. Мы видим песчаный откос с разбросанными по нему огромными глыбами, несомненно, упавшими с карниза, нависшего над нашими головами, — с глубины 110 метров. Вода на глубине 300 метров все еще очень прозрачна. Наши прожекторы позволяют ночью отчетливо видеть на расстоянии по меньшей мере 30 метров. При первом погружении мы были ошеломлены тем, что солнечный свет проникает даже на глубину 300 метров, так что при выключенных фарах мы могли отчетливо, как в пасмурный зимний день, видеть все, что творится вокруг нас.