Наталья Девятко - Карта и компас [litres] Страница 4

Вскоре девушка появилась с кувшином, наполненным родниковой водой. Разлила по чистым кружкам.

Ярош выпил до дна, хотя от холода сводило зубы. Марен лишь надпила.

— Что-нибудь еще, господин? — несмело спросила служанка.

— А если у меня больше нет денег? — вопросом на вопрос ответил он.

Девушка понурилась, но уходить не собиралась.

— Почему не уходишь?

Щеки девушки снова окрасились румянцем, она хотела что-то сказать, но дыханье перехватило.

— Поворожить тебе? — Марен улыбалась черноволосой красавице, в ее кружке уже не отражался потолок, уступив место звездам.

— Так же, как мне? Не надо! — быстро вмешался Ярош, закрыв ладонью воду: под тенью звезды растаяли.

— Ворожить грех… — голос вернулся к девушке, изумленно глядящей на странных посетителей.

Марен искоса посмотрела на пирата и тихо промолвила:

— А я и без ворожбы тебе скажу, — взгляд темных глаз остановился на девушке. — Точнее, спрошу: ты отца любишь?

— При чем тут ее отец? — удивился Ярош, заметив, как побледнела девушка.

— Ее отец колдун. Так любишь, Тайра?

— Нет, — прошептала Тайра, у нее голова закружилась, и девушка невольно села на колени к пирату.

— А жениха своего любишь?

— Н-н-не знаю… Н-н-не люблю, — Тайра порывалась встать, но не могла, темные глаза давней лишали ее воли сбежать.

— А море любишь?

— Море… люблю.

— И придешь к морю?

— Да.

Темный взгляд погас, чары развеялись. Тайра вскочила, но по-прежнему не собиралась убегать. Пират и Марен едва не расхохотались, видя ее испуг, борющийся со смелым желанием.

— А если я не приду?

— После свадьбы твой муж захочет забрать тебя подальше от отца, а тот не позволит, и из-за этого наложит на зятя проклятье, отбирающее здоровье и счастье. Но ты же не любишь их обоих, правда?

— Не люблю, — она погрустнела, пряча за печалью радость.

— Вот и хорошо, — Марен наклонилась и подняла с пола какую-то металлическую коробочку. — Ты обронила. Снова твой отец колдовать надумал. Глянь, капитан, не представляешь, сколько бед принесет она тому, кто ее присвоит.

— Капитан?! — восхищенно воскликнула девушка.

— А что, не похож, красавица? — он ухмыльнулся.

— Вы пиратский капитан, — Тайра уже даже не удивлялась. — А на вашем корабле есть женщины? Женщины на корабле не к добру…

— Есть женщины. Женщины тоже капитанами бывают. Я не с одной такой знаком.

— Потом поговорите. Пойдем, Ярош. Тут нам больше нечего делать.

Марен бросила железную коробочку в кружку на столе. Хлюпнув, коробочка утонула. Когда дочь колдуна будет мыть посуду, она найдет вместо заколдованной вещи золотую монету с изображением Восточной бухты.

Городок просыпался. На улицах еще не было людно, но на площади собралась толпа. Казнь обычно назначают до рассвета, только сегодня палачи почему-то задержались.

Судили четверых. Глаза парня потускнели от боли, он был ранен. Рядом с ним на коленях стоял по пояс раздетый немолодой русоволосый мужчина; на его спине изгибалось ветвями вытатуированное дерево. И две коротко стриженые женщины, похожие между собой. Руки обеих связаны, а одежда почти одинаковая — черная, кожаная. Взгляды сестер опустошило отчаяние.

Судил преступников темно-русый мужчина, одетый как министр. Только откуда взяться настолько важному человеку в маленьком городке? Но этот высокий мужчина, которому лишь немного за сорок, действительно был имперским министром, звали его Феофаном. Обвинения в запрещенных чарах падали в тишине.

Феофан размеренным шагом шел на скорую руку сколоченным помостом, останавливаясь перед каждым осужденным, будто отпуская им грехи колдовских умений. Синяя мантия не придавала ему облик властного министра, сейчас он больше походил на священника. И только многолучевая рубиновая звезда на золотой цепочке выказывала, какой властью он в действительности наделен.

Ярош не хотел смотреть на казнь осужденных: заклятая птица с янтарными глазами пророчила ему судьбу, не лучшую, чем у этих несчастных. Взгляд пирата плыл над толпой растерянных людей и остановился на бледной Итане. Увидев капитана, она отвернулась, пряча слезы. Светло-русые волосы гадалки спутались, веки все еще ярких зеленых глаз опухли, ведь остаток ночи она горько проплакала.

Министр покинул площадь, с ним ушли почти все солдаты. И зеваки расходились: никому нет дела до мертвых. Да и до оставленных умирать.

Хотя, вероятно, не всем…

Ярош направился к помосту, держа руку на оружие, поднялся по ступеням. Но двое оставшихся солдат не помешали пирату. Не сговариваясь, Итана и Марен тоже оказались рядом.

— Еще жива, — Ярош поспешил развязать одну из сестер.

— Почему нет крови? — казалось, Итану сейчас стошнит.

— Умирать от яда тяжелее, нежели истечь кровью. Так поступают со всеми, кто выступает против Императора, — Марен дунула на ресницы женщины, и они затрепетали. — Не иди по той дороге, Киш, рано тебе, — и к Ярошу: — Я могу удержать ее на границе, но как готовить противоядие, даже мне не ведомо.

— Моя подруга знает, — Итана немного пришла в себя. — Зорин. Она многое умеет, и никто не знает, откуда она родом. Ее ребенком нашли в колыбели, оставленной морем среди прибережных камней. Зорин живет здесь недалеко, пойдемте!

Итана словно не осознавала, что открывает чужую тайну незнакомцам.

Оказалось, что Киш даже может идти. Но только опираясь на пирата и гадалку. Так они и сошли на землю. Солдаты в серой форме не двинулись с места.

— Почему они не остановят нас? — удивлению Яроша не было пределов.

— Им все равно. Они выполнили приказ, да и осужденных никто не в силах спасти. Эти солдаты из города, где властвуют пустота и равнодушие. И вскоре все города будут такими, — Марен оглянулась, презрительно посмотрев на солдат. — Тех, у кого нет души, даже я без разрешения не властна забрать. Я могу обрывать жизни. Но их существование принадлежит не мне.

Покидая площадь, они не видели парнишку, обнимающего толстенную книгу. Он не ушел вместе с горожанами, потому и заметил, на какую улицу свернули необычные люди и в какую дверь постучали.

Дом Зорин внутри был совсем не похож на обычное жилье. Словно женщина всю жизнь прожила в другой стране и вдруг решила переехать. Простая мебель, но совсем нездешнего стиля, такую не увидишь на Элигерском побережье. И всюду травы, где только можно их пристроить: живые в горшках и сухие, с любовью разложенные на столе и полках, подвешенные к балкам. А на полу — песок, которого так хочется коснуться босыми ногами.