Джеймс Купер - Красный корсар Страница 4

…

Купер обладает могучим талантом, глубоким пониманием человеческой души и силой исполнения. Но, как видно, ему приходят в голову те же мысли, что и другим людям. Изящная форма рангоута и узор такелажа на фоне неба встречаются слишком часто.

Шарль Огюстен де Сент-Бев (1804–1869), французский литературовед и литературный критик

Посмею заявить со всей смелостью, что в этом романе [ «Красный Корсар»] корабли – два наиболее важных и наиболее сильных характера и что «Дельфин» более интересен, чем сам корсар.

Никто не понимал океан лучше, чем Купер, – звуки его голоса и переливы его цветов, тишину его спокойствия и гром его шторма. Никто не передал с такой образностью и правдой чувства самого корабля и его преисполненную сочувствия гармонию с командой.

Виссарион Григорьевич Белинский

Купер на тесном пространстве палубы умеет завязать самую многосложную и в то же время самую простую драму, которой корни иногда скрываются в почве материка, а величавые ветви осеняют девственную землю Америки. Эта драма невольно изумляет вас своею силою, глубиною, энергиею, грациозностию, а между тем в ней все так, по-видимому, спокойно, неподвижно, медленно и обыкновенно! – Вспомните его «Лоцмана» и «Красного корсара». …

Немало оригинальности придает гению Купера еще и то, что Купер – гражданин молодого государства, возникшего на молодой земле, нисколько не похожей на наш старый свет. Вследствие этого обстоятельства на созданиях Купера лежит какой-то особый отпечаток: с мыслию о них тотчас переносишься в девственные леса Америки, на ее необъятные степи, покрытые травою выше человеческого роста, – степи, на которых бродят стада бизонов, таятся краснокожие дети Великого Духа, ведущие непримиримую брань между собою и с одолевающими их бледнолицыми людьми… Море еще едва ли не больше связывается с мыслию о романах Купера: море и корабль – это его родина, тут он у себя дома; ему известно название каждой веревочки на корабле, он понимает, как самый опытный лоцман, каждое движение корабля; как искусный капитан, он умеет управлять им, и, нападая на неприятельское судно и убегая от него, он сыплет любезными его слуху терминами и теряется в описаниях маневров корабля с таким же удовольствием, как Вальтер Скотт в описании какого-нибудь древнего костюма или мрачной готической залы.

Много лиц, исполненных оригинальности и интереса, создала могучая кисть великого Купера: стоит только упомянуть о Джон-Поле, Красном Корсаре и Харвее-Бирше, чтоб разом потеряться в созерцании бесконечного…

Сюзан Фенимор Купер

«Красный Корсар» – это более всего книга о море, так же как «Могикане» – это рассказ о лесе. Вся драма почти полностью разыгрывается в океане. Занавес поднимается в порту, но разнообразные сцены …, сменяющие друг друга с потрясающей скоростью, полностью разворачиваются на водных просторах. Считается, что в английской литературе вряд ли есть другая книга, настолько морская по своему духу. Это как бы материальная картина моря, написанная рукой мастера, где взгляд устремляется вдаль над катящимися волнами, скользит по морской птице, парящей в брызгах, и останавливается на прекрасном корабле с наполненными ветром парусами, пока мы не забудем о простирающейся за нами суше и почве под собственными ногами. В «Корсаре» изображены чрезвычайно благородные пейзажи океана в его величественном движении, в то время как два судна, на которых сосредоточено повествование, двигаются с чудесной силой и грацией, управляемые рукой того, кто был и лоцманом, и поэтом в собственном мире.

Фрэнсис Паркмен (1823–1893), американский историк и литератор

Я всегда испытывал особое восхищение перед сочинениями Купера. Они были моими любимыми в детстве, и хотя прошло по крайней мере девять или десять лет с того момента, как я впервые открыл их, сцены и персонажи нескольких его романов благодаря силе его таланта наложили такой отпечаток на мое сознание, что мне иногда трудно четко отделить их от собственных воспоминаний. Я без преувеличения могу сказать, что влияние Купера определило направление моей жизни и занятий.

Изо всех американских писателей Купер является наиболее оригинальным и наиболее типично национальным… Его книги – правдивое зеркало той грубой трансатлантической природы, которая кажется такой странной и новой европейскому глазу. Море и лес – сцены наиболее выдающихся достижений его сограждан. И Купер чувствует себя как дома и на море, и в лесу. Их дух вдохновлял его, их образы запечатлелись в его сердце. И люди, воспитанные морем и лесом, – моряк, охотник, пионер – живут и действуют на страницах его книг со всей энергией и правдивостью подлинной жизни…

Уилки Коллинз (1824–1889), английский писатель

Купер – величайший романтик, ему нет равного во всей американской литературе.

Томас Рейнсфорд Лонсбери (1838–1915), американский историк литературы и критик

С самого начала следует отметить, что первое впечатление, которое Купер производил на незнакомцев, редко было в его пользу. … Он был бесконечно горд, и в его манерах было самоутверждение, которое граничило, или казалось, будто граничит с высокомерием. Более того, его искренность часто ошибочно принимали за резкость и жестокость, потому что он был в некоторой мере из тех людей, которые кажутся взволнованными, когда они всего лишь заинтересованы. В результате он сначала скорее отталкивал, чем привлекал.

…

В противовес этом взгляду на его характер справедливо будет прибавить, что он имел много качеств, которые могли бы привести к почти противоположному результату. Он был необычайно щедрым и дарил с расточительностью, которая иногда выходила за рамки благоразумия в понимании большинства людей. … Кроме щедрости, он обладал высочайшим чувством собственного достоинства. Действительно, иногда оно доходило до почти донкихотской крайности; так что люди нравственно ограниченные не могли даже понять принципов его поведения, а те, кого удовлетворяла общепринятая мораль, воспринимали его защиту своих взглядов как оскорбление. … Близкое знакомство непременно вызывало к Куперу уважение, восхищение и, в конце концов, привязанность. … Те, кто знал его лучше всего, больше всего его любили. Но даже они часто были вынуждены признать, что необходимо было быть хорошо с ним знакомым, чтобы оценить, каким щедрым, каким преданным и возвышенным он был.