Штормовой предел - Шигин Владимир Виленович Страница 4

Излюбленным местом кадетских «бенефисов» была столовая. Там кадеты и гардемарины собирались четыре раза в день (для утреннего и вечернего чая, завтрака и обеда), поэтому «спектакли» здесь были наиболее эффектными и в них могло участвовать сразу несколько рот. Так, кадеты иногда сговаривались между собой и, когда их ставили во фронт и командовали: «Такая-то рота напра-во, шагом марш», то, вместо того чтобы спокойно идти шагом, роты начинали постепенно убыстрять шаг и переходили на бег. Дежурные офицеры при этом попадали в глупое положение, не зная, бежать ли им вдогонку или остановить роты криком, которые тем временем уже скрывались в коридорной дали. Порой сговаривались во время ходьбы стучать в такт каблуками, и это создавало страшный шум, то вся рота разом демонстративно расстегивала воротники голландок, что строго запрещалось. Зачинщиками «бенефисов» чаще всего были старшие гардемарины, которые развлекались таким образом. Даже строгий фельдфебель Дубасов смотрел на такие проказы снисходительно, ибо сам через все это не так давно прошел.

Помимо общих занятий кадеты посещали особые занятия по артиллерии — на учебной батарее, по судостроению — на разборных моделях, по навигации — на специальной учебной платформе, по морской практике — на модели брига «Наварин». Кроме этого, для воспитанников проводились дополнительные внеклассные практические занятия и лекции по современной нарезной и скорострельной артиллерии, по эксплуатации и устройству круглых судов («поповок»), по морской географии и военной статистике, по совершенствованию знаний иностранных языков. За успехи в освоении иностранных языков воспитанники поощрялись ценными подарками — прекрасными изданиями иностранных книг.

Проводились также регулярные занятия по музыке и танцам, которые преподавал не кто-нибудь, а один из придворных балетмейстеров. Время пролетало стремительно: только вроде бы был подъем, а уже и день кончился.

Среди преподавателей было еще немало старых специалистов парусного флота, которые с презрением относились ко всем последним техническим флотским новшествам, пренебрежительно называя паровые суда «самоварами» и «утюгами».

О молодых морских офицерах они также отзывались критически:

— Тоже, командиры! Входят в гавань на буксирах! А мы, бывало, обстенив паруса, на трехдечном корабле задним ходом влетали в Кронштадтскую гавань!

А то, позабыв об учебном плане, предавались воспоминаниям о временах Лазарева и Нахимова, с которыми хаживали в моря и дрались с супостатами. В такие минуты в классах стояла такая тишина, что было слышно, как летит муха!

Свободного времени отводилось два часа перед сном. Формально оно предназначалось для «приготовления уроков», то есть надо было сидеть у своей конторки и не разговаривать, а заниматься чем угодно, не мешая другим, хотя бы решая шахматные задачи или читая книги.

Так пролетел первый год. А потом к Миклухе внезапно нагрянула первая любовь. Случилось это на училищном балу. Дело в том, что балом Морского училища традиционно открывался столичный зимний сезон. Поэтому среди петербургской публики бал в Морском училище пользовался известностью и популярностью. Заботливые маменьки вывозили на этот бал целые выводки своих дочек и родственниц, впервые выезжавших в свет. Народу бывало очень много, до шести тысяч человек и больше, так что являлось опасение за целость балок и приходилось принимать меры безопасности. Морская молодежь умела придать своему празднику соответствующую обстановку. Гости веселились напропалую и танцевали до упаду Впрочем, приезжающие на бал красавицы и их маменьки обращали свой взор прежде всего на гардемаринов, ведь те были как-никак без пяти минут флотскими офицерами! На младших кадетов особенно не глядели. Но те особенно из-за этого не расстраивались, а веселились как могли.

Перед балом ротные помещения трудами кадетов превращались в уютные гостиные, буфеты и танцевальные залы. Для этого мобилизовывались все местные художники под предводительством корпусных офицеров, понимавших толк в рисовании. Каждое помещение, точно по волшебству, превращалось в подводное царство, царство льдов, тропический уголок, хвойный лес — насколько хватало фантазии и средств. Главная трудность заключалась в том, чтобы не повториться и не походить на прошлые годы.

К восьми часам вечера все уже было готово к приему гостей, которых собралось до четырех тысяч. Все кадеты и гардемарины были налицо: кто стоял у входных дверей и проверял билеты, кто находился в буфетах, кто в танцевальных залах, а кто просто толкался по всем направлениям или ждал приезда своих знакомых. Миклуху определили находиться на подхвате в танцевальном зале, чему он был, конечно, рад. Что толку проверять билеты!

Перед этим Миклуха вместе с Юнгом и Серебренниковым, под присмотром своего прямого начальника — фельдфебеля Дубасова, готовили к празднику в Столовом зале знаменитый бриг «Наварин»: ставили паруса, поднимали новый флаг на гафеле и длинный вымпел на грот-брам-стеньге.

Состоявшие распорядителями старшие гардемарины имели особые значки из лент цветов Андреевского флага, пропущенных под левый погон, в виде аксельбантов, и завязанных бантом с лежащим на нем золотым якорем. С таким знаком ходил и старший их кадетского взвода — фельдфебель Федор Дубасов и его неразлучный друг гардемарин Владимир Андреенков.

Наконец съезд начался… Потекли бесконечные ряды одетых в зимнее пальто и ротонды дам в чепцах и теплых платках, в сопровождении офицеров и штатских. Вся эта вереница торопилась попасть в классы, где были устроены раздевальни, и оттуда роскошно одетой толпой направлялась в главный зал. Каких тут только не было туалетов: белые, голубые, розовые, зеленые, всех оттенков и цветов радуги, декольтированные и закрытые, с драгоценными украшениями и без них. Из этих туалетов выглядывали то строгие лица мамаш и тетушек, то веселые и сияющие девичьи личики. Мужчины были тоже во всем блеске своего величия, морские мундиры перемешивались с сухопутными, кое-где мелькали и фраки. Каких только эполет тут не было, каких лент и орденов!

Эта красивая и пестрая картина в первый раз Миклу-ху совершенно ошеломила: он никогда еще не видел столь блестящего зрелища. Как ни велик был зал, но места не хватало, и с большим трудом удавалось продвигаться вперед. Тем не менее младшие кадеты успешно шмыгали между протискивающимися сквозь толпу взрослыми.

Огромный зал был полон парами, красиво кружащимися под плавные звуки музыки. Один танец сменялся другим, и казалось, что все сливается в одно непрерывное движение.

Роскошь туалетов — шелка, бархат, кружева и драгоценности, запах духов, блеск военной формы — пьянили души маленьких кадетов и наполняли их восторгом. Миклухе казалось, что он попал в какое-то волшебное царство, и он долго не мог оторваться от этого зрелища.

Сам бал открывался полонезом. Затем следовал не менее традиционный катильон, после чего шли уже падекатр, падепатинер, венгерка, полька и, наконец, мазурка. Но, конечно, венцом танцев был вальс.

На балу Миклуха и увидел красивую девушку, которая пришла с несколькими подругами и маменькой. Девушка казалось ему такой красивой, что он, при всей своей дерзости и смелости, так и не решился пригласить ее на танец, побоявшись отказа — девушка была не только постарше его, но и выше почти на целую голову. Пока кадет Миклуха терзался сомнениями и вздыхал в дальнем углу зала, около красавицы нарисовался гардемарин Андреенков, который и протанцевал с красавицей весь вечер.

Между тем незаметно время перешло за полночь, и, утомленные всеми впечатлениями, теснотой и жарой, Миклуха, Юнг и Серебренников решили вместе идти домой к Миклухе, благо кадетов после бала всегда отпускали к родителям и маму он предупредил загодя. Быстро сбегав в роту за шинелями, они вышли на набережную и полной грудью вздохнули свежий морозный воздух. Была лунная ночь. Всего несколько дней тому назад выпал снег, и потому улицы и крыши Петербурга казались в темноте совершенно белыми. Друзья направились с Васильевского острова на Кирочную улицу, где снимала квартиру мать Миклухи. Расстояние было большое, но от полноты чувств кадетам хотелось пройтись пешком и подышать свежим воздухом.