Джеймс Купер - Блуждающая Искра Страница 46

— Мы с вами тоже были молоды. Клинч, не будем слишком строги к молодежи. Но расскажите-ка, как же вы устроились на ночь?

— Так хорошо, как только может быть вне Англии. Бок-о-бок с одной старой женщиной, по имени Джунтотарди — итальянской фелукой, наверное, сооруженной шестьдесят лет тому назад.

— А!.. Но вы немного понимаете по-итальянски, если не ошибаюсь?

— Я так много ездил по свету, что кое-что удержал из каждого языка — все, знаете, пригодится, когда захочешь достать чего-нибудь поесть или выпить. Так вот она мне рассказала целую историю, так как была в большой тревоге и сильно огорчена. К ней, видите ли, приехали погостить брат и племянница, да отправились в Неаполь, откуда должны были воротиться еще третьего дня вечером, а между тем их нет и до сих пор. Она спрашивала, не повстречалась ли нам их лодка.

— Клинч, вы напали на след, и я сожалею, что вы об этом ничего не знали. Наш арестант ссылался на то, что был в этой местности, и от этой женщины мы могли бы кое-что разузнать, если бы ее половчее выспросить. Надеюсь, что вы расстались друзьями?

— Лучшими в мире, капитан. Мне всегда друг тот, кто меня пригреет и накормит.

— Я в этом не сомневаюсь, Клинч, вы верный человек.

Легкая судорога передернула лицо моряка, и его глаза забегали по всей комнате, избегая лица его командира. Он знал, что давно пора ему была повыситься по службе, и также знал, что служило ему помехой.

— Я служу королю, а он кормит меня ложкой подшкипера и укрывает в трюме, — проговорил Клинч, отпивая грог.

— Мы с вами давно вместе служим. Клинч, — мягко возразил ему Куф, — мне знакомо ваше положение, и вы не обидетесь на меня, если я скажу вам, что всему виною ваш любимый враг, который тем более вредит, чем вы чаще к нему прибегаете. Вы понимаете меня, Клинч?

— Да, капитан, и я не могу не согласиться с вами. Но тяжела жизнь без всякой надежды впереди!

Эти слова, произнесенные с неподдельной тоской, вообще свойственной Клинчу, тронули Куфа. Он вспомнил, как они оба с Клинчем одновременно служили мичманами, и какая теперь разница в их служебном повышении.

— Конечно, тяжела жизнь без всякой надежды, — начал опять Куф, — но надежда — это последнее, что должно умереть в человеке. Вы должны еще раз испробовать свои силы, прежде чем окончательно отказаться от всякой надежды.

— Если я об этом думаю, капитан, то не столько ради себя, сколько ради моих родных. Когда мой отец, купец в Плимуте, отдал меня в морскую службу, он надеялся, что я со временем стану выше его в общественном положении. И вот вы видите, я занимаю положение скорее низшее сравнительно с ним.

— Но это может быть переходной ступенью. Клинч. Почему вы ставите крест на возможности вашего повышения?

— Подшкипер в мои годы, капитан, — это безнадежно.

— Но вы, должно быть, моих лет. Клинч? Сколько вам?

— Тридцать два, капитан. А моя мать мечтала видеть меня на более видном месте… И еще одна молодая особа, подарившая всю свою привязанность человеку недостойному.

— Вот это новость для меня. Клинч! — с любопытством обернулся к нему Куф. — Я почему-то никогда не думал о возможности женитьбы с вашей стороны. К тому же люди вашего положения редко женятся.

— Мы с Джен решили ждать более благоприятного времени и не торопиться со свадьбой.

— А справедливо ли, Клинч, держать таким образом молодую девушку на буксире без ее ведома, куда ее ведут, в таком возрасте, когда она могла бы, может быть, найти хорошую гавань и бросить якорь на всю жизнь?

Глаза Клинча поднялись к лицу его капитана и подернулись слезой. Он не дотрогивался до своего стакана с тех пор, как разговор принял это направление, а на лице, обыкновенно бесстрастном, отразилось сдерживаемое глубокое волнение.

— Это не моя вина, капитан, — отвечал он, понижая голос, — вот уже шесть лет, как я прошу ее забыть обо мне, но она и слышать не хочет. Ей представлялись случаи выйти замуж, и я уговаривал ее, но она отвечала мне на это, что считает святотатством даже думать об этом и что выйдет не иначе как за моряка, или останется незамужней.

— Вероятно, вы ей внушали какие-нибудь романические идеи относительно нашей службы, и поэтому вам и трудно было убедить ее в том, что вы ее уговариваете ради ее же блага.

— Джен Вестон и романические идеи! О, нет, капитан, нет! В ее характере нет и тени чего-нибудь романического, так же, как не найти его на белой бумаге под заглавными словами «молитвенник». Она вся — сердце. И это сердце она целиком отдала мне, и мне никогда с нею не расквитаться! Для меня необъяснимая загадка, как мог я так твердо укрепиться там.

Клинч еще хорошо сохранился, и его можно было назвать даже красивым человеком, хотя ветер, солнце, усталость и пристрастие к вину наложили свою печать на его лицо, от природы открытое и привлекательное. В настоящую минуту на этом лице преобладало выражение почти отчаяния от сознания его неудавшейся жизни. Куф был искренно тронут его страданиями, и опять ярко вспомнилось ему время их общего мичманства, когда для дальнейшей карьеры за Куфом было одно только преимущество более высокого происхождения. Клинч был превосходный моряк, смелый, как лев, и пользовался значительной долей общего уважения, устоявшего даже перед его несчастным недостатком. Куф протянул руку своему старому товарищу и сердечно пожал ее, говоря ему ласковые, дружеские слова, полные доверия, от чего Клинч уже давно отвык.

— Мой честный друг, — говорил он ему, — еще не все пропало, в вас еще не все умерло, надо забрать себя в руки, напрячь все свои силы — и, кто знает, может быть, через каких-нибудь несколько месяцев представится случай, который даст вам возможность жениться на вашей бедной Джен и порадовать сердце вашей старой матери.

Бывают минуты в жизни человека, когда ласковое участие производит внезапный поворот в их судьбе. Так было и теперь с Клинчем. Нежные письма его невесты, никогда не позволявшей себе ни малейшего упрека, каждый раз повергали его в глубокое отчаяние, но не изменили его привычек. А дружеское, гуманное обращение к нему его капитана, человека значительно высшего перед ним по своему рангу, совершенно потрясло его. Он плакал и сжимал почти судорожно руку капитана.

— Что мне делать, капитан?!. - воскликнул он. — Я всегда добросовестно исполняю свои обязанности, но, когда я не бываю занят, на меня нападает такая невыносимая тоска, что единственным исходом служит вино.

— Я бы вам посоветовал совершенно отказаться от него, Клинч; отказаться даже от вашей ежедневной порции. Знаете, раз уже человек имеет подобного рода влечение, ему трудно ограничиться известной мерой, а стоит перейти границу, и он утрачивает самообладание и теряет рассудок. Нам теперь предстоит очень большое дело, и я могу возложить на вас важное поручение, которое сразу выдвинет вас. Ночь, проведенная вами под крышей той старой женщины, может принести вам большое счастье. Только не загораживайте себе пути к этому счастью.