Отважные капитаны. Сборник - Киплинг Редьярд Джозеф Страница 46

Новость просочилась на нижнюю палубу и в котельную: шум голосов усилился где-то на полтона. Я остановился неподалеку от тех, кто работал кистями. Один из них, глубоко погружая свое орудие в белую краску, начал:

— Что ж, ха! Уж это французов наверняка проймет. Я почти слышу их кашель, а вы?

Второй, протягивая руку за самой короткой и растрепанной кистью, ответил:

— Альф, поделился бы ты своей хартумской кистью!

После продолжительной паузы, отступив на шаг, чтобы полюбоваться на изумительно широкие и ровные мазки суданской кисти, он прищурил один глаз:

— Что ж, мы давно этого ждали. Самое время, не так ли?

Тут и помощник боцмана, сочетая в себе официальную суровость и человеческое смирение, рявкнул:

— Вы над чем там гогочете? А ну-ка, соблюдать тишину!

Вот так мы и восприняли новости о небольшой заварушке в Омдурмане.  

Примечание 5

Гребные шлюпки 

Наш вельбот уходил на рассвете и возвращался к закату. Целью этих походов были якобы тренировки в гребле, а на деле — благородное стремление унизить экипажи других вельботов во время состязаний.

Вам следует знать, что к гонкам на катерах и других шлюпках моряки относятся примерно так же, как на суше воспринимают конские бега. Проводятся они довольно просто. Когда ваша гребная команда достаточно подготовлена, вы проходите под носом корабля, которому собираетесь бросить вызов, и поднимаете весло. Если вы уверены в себе и у вас за плечами длинный список побед, вызов обязательно будет принят. Затем начинается собственно состязание. Дружелюбный баркас отбуксирует вас и ваших соперников на несколько миль вглубь бухты, а возвращаетесь вы, изо всех отпущенных вам сил наваливаясь на весла, навстречу хриплому реву экипажей, собравшихся на полубаках.

Этот глубокий, рокочущий прибой голосов проникает в самую душу.

Однажды настанет день, когда флот будет так же приветствовать возвращающегося из боя собрата, буксирующего за кормой законный приз — расстрелянную и закупоренную чужую железную шкатулку, на палубе которой засохло то, что на ней было пролито, а с бортов каскадами плещет багровая вода.

Я наблюдал подобную картину одним кроваво-красным вечером, когда корпуса кораблей казались угольно-черными на оливковой глади воды, а желтые мачты в последних лучах заходящего солнца окрасились в цвет парного мяса. Несколько катеров пронеслись мимо нас, и еще долго после их исчезновения было слышно, как им аплодируют с палуб далеких линкоров. Было уже слишком темно, чтобы различить, кто там собрался, и поэтому казалось, что ожившие корабли сами радуются чьей-то победе.

Примечание 6

Красота военных кораблей 

Не верьте тому, что вам рассказывают об уродстве и грязи эпохи пара и угля, не присоединяйтесь к сонму оплакивающих времена парусов. Своя красота есть и в солнце, и в луне, но только совсем иная, а мы должны быть благодарны за обе. В наши дни военные корабли фотографируют в профиль — и выходят суровые угловатые силуэты, ничуть не располагающие к себе; но видели бы вы тот же корабль идущим на всех парах при высокой волне! Таранный нос величаво изогнут и устремлен вверх. Ни носовая фигура, ни накладные скулы, ни резьба бушприта не отвлекают внимания от его очертаний и прекрасных изгибов там, где нос перетекает в грудь корабля. На мгновение таран зависает над морем, а затем медленно и беззвучно, как булатный клинок, разрезает волну до тех пор, пока пораженное море не начинает валить клубами пены через якорные клюзы. Корабль грациозно преодолевает вал — и только тогда можно видеть, как появляются на поверхности один изгиб его корпуса за другим, вспенивая и одновременно разглаживая беспокойную воду. А когда он оказывается в долине между валами, создавая острым носом собственную волну, взгляду остается от него ровно столько, чтобы желать снова увидеть судно целиком.

В гавани неподвижная ватерлиния, твердая, как воротничок только что сшитого по мерке кителя, скрывает это видение; но когда корабль исполняет Главный Танец Моря, он отличается от своих собственных фотографий, которые вы можете приобрести в Портсмуте за какой-нибудь шиллинг, как дама в мешковатом макинтоше от той же леди на блистательном балу. Чуть покачиваясь на ходу, пьянея от радости движения, идеально подходящий для своего дела, каждой линией радующийся свободе, военный корабль являет собой истинное чудо грации и красоты. Гладкие борта напоминают об отполированной морем гальке, они изогнуты и вылеплены так, что море готово с любовью принять их в себя.

Суда других военных флотов врезаются в волны квадратными носами, нависают над ними бортами, давят на них тройными орудийными башнями; они буквально вбивают и вколачивают себя в морскую стихию, чьей души совершенно не понимают. Но нашему боевому кораблю — чистому, собранному, красивому — море оказывает всемерную поддержку.

Давно миновали те дни, когда мы стремились нагромоздить на плавучую основу баронские замки, утюги и вавилонские башни. Новый флот предлагает морю не больше, чем разумная и воспитанная женщина с унаследованными от десяти поколений предков изысканными манерами предлагает обществу. А в морской стихии лишь провинциальные, агрессивные, неотесанные, угловатые, полные нелепых идей попадают в беду и теряют все, что имели.

Иными словами, боевому кораблю, созданному для того, чтобы действовать в любых обстоятельствах, излишества непростительны.    

РАССКАЗЫ

КОРАБЛЬ, КОТОРЫЙ ОБРЕЛ СЕБЯ

Это был его первый выход в море, но, будучи всего лишь грузовым пароходом порожним водоизмещением в две с половиной тысячи тонн, он уже считался лучшим в своем классе, поскольку стал своего рода вершиной сорока лет экспериментов и усовершенствований корпусов кораблей и их механизмов. Достаточно сказать, что проектировщики и владелец полагали его ни в чем не хуже «Лукании». Построить какую-нибудь плавучую гостиницу, которая будет приносить доход, не так уж трудно: вложите побольше денег в отделку и назначьте умопомрачительные цены за ванные комнаты, апартаменты класса «люкс» и тому подобное. Но в наши дни жестокой конкуренции и низких тарифов каждый квадратный дюйм грузового парохода должен отвечать следующим критериям: дешевизне, максимальной вместительности и определенной (по возможности, высокой) крейсерской скорости.

И этот корабль имел двести сорок футов в длину и тридцать два фута в ширину, причем компоновка и схема размещения грузов были таковы, что при желании он мог перевозить крупный рогатый скот на главной палубе, и овец — на нижней; но главным его достоинством все-таки считались трюмы, поражавшие воображение вместительностью. Его владельцы — весьма известная шотландская компания — привели своего красавца с севера, где он был спущен на воду, окрещен и оснащен всем необходимым, в Ливерпуль, а там он встал под погрузку, чтобы отправиться в Нью-Йорк; и дочь владельца, мисс Фрейзер, в волнении расхаживала взад и вперед по чистым палубам, восхищаясь покраской, блеском надраенных медных частей, замерших в ожидании лебедок и, в особенности, крепким прямым форштевнем, о который она сама разбила бутылку шампанского, дав пароходу имя «Димбула».

Стоял восхитительный сентябрьский денек, и судно во всей своей притягательной новизне — оно было выкрашено в свинцовый цвет с ярко-алой дымовой трубой — выглядело просто великолепно. На флагштоке «Димбулы» развевался вымпел пароходства, и она время от времени отвечала свистком на дружеские приветствия коллег по ремеслу, которые, видя перед собой новичка, желали ему успеха в ближних и дальних водах.

— Вот теперь, — восторженно обратилась мисс Фрейзер к капитану, — он стал настоящим кораблем, не так ли? Кажется, только вчера отец отдал приказ о его постройке, а сейчас... сейчас... ну разве он не красавец?