Сын рыбака - Вилис Тенисович Лацис Страница 5

пил наравне с остальными, потому что в Чешуях не было мужчины, который бы не выпивал. Он был здесь моложе всех и ближе всех принимал к сердцу насмешки стариков над младшим поколением. Однако Оскар долго сдерживал себя и не мешал старикам Дунису и Осису честить наперебой молодежь. Но когда рыжебородый Осис стал бахвалиться способностью предсказывать погоду, Оскар оборвал хвастливую речь:

— Чего же вы на прошлой неделе ни словом не обмолвились, а вместе с другими дуралеями забросили сети в море? Хвалиться да других высмеивать вы все мастера! А что вы такого сделали на своем веку? Придумали что-нибудь новое? Ничего. Гордиться гордитесь, а сами вычерпываете море ложкой да еще жалуетесь, что мало рыбы!

— А сам-то ты что нового придумал? — спросил рассерженный Осис. Раздался смех. Рыбаки перемигнулись, старый Клява пренебрежительно сплюнул.

— А верно, раз ты у нас такой мудрец, что ж ты изобрел? — спросил он.

Оскар поднялся из-за стола. Комната была полна табачного дыма, за которым никто не мог разглядеть его лица, но голос Оскара звучал твердо, уверенно:

— Мне думается, я кое-что нашел. Может, я и не первый, может, в других местах люди уже испытали мою находку, но это сути дела не меняет.

— О чем тут разговор идет? — спросил лавочник Бангер. Он подошел к Оскару и наполнил его стаканчик водкой.

— Пей, Оскар, твой черед. Ну, расскажи, что это за выдумка, поделись с нами; вдруг из нее что-нибудь получится?

Оскар выпил и утер рукавом губы.

— Вы все видели мережи[6], какие ставят в реках, озерах и вообще в спокойных водах. Вот такую мережу, только гораздо больше и крепче, можно было бы поставить на якорях в море. Это все равно что неводом ловить, только мережа может простоять, сколько тебе захочется. Остается каждое утро поднимать мотню и смотреть, что в нее попалось.

— Ах ты, умная голова! — задыхаясь от смеха, закричал старый Клява. — Пощупай лоб, Оскар, нет ли у тебя жара. Ставить в море мережу! Господи боже мой, ну что за голова! Ха-ха-ха!

Остальные, за исключением Бангера, присоединились к хохочущему Кляве.

— Ты, видно, полагаешь, что море всегда будет тихое, как пруд? — орал через весь стол Осис. — Что станет с твоей ловушкой, когда задует юго-западный или северяк? Он ее мигом развалит по швам и все канаты порвет!..

— Ничего не развалит и не порвет! — перебил его разгорячившийся Оскар. — Там будут стальные тросы.

— Ну, а сеть? Что станет с сетью, когда волны начнут бушевать?

— Сеть будет из прочной хребтины[7].

— Какая же это рыба полезет тебе в такое толстое одеяло?

— Да всякая, какая только в море водится.

— Может, скажешь, и лосось?

— Ну, конечно, и лосось, о нем-то я больше всего и думал.

— Знаешь что, парень, — сказал старый Дунис, — если уж ты изобретаешь такие штуки, нечего подымать на смех стариков. Еще никто не построил такой снасти, чтобы море не могло с ней справиться.

— А я вот построю!

В комнате снова раздался смех.

— Не давать ему больше водки! — сердито крикнул старый Клява. — У него уже голова кругом пошла.

Оскар скомкал шапку, пожал плечами и вышел. И сейчас же за его спиной словно потревоженный рой загудел.

— Да у него не все дома! — услышал Оскар голос отца.

— Ну посмотрим!.. — проворчал он.

На дворе сгущались сумерки. Холодный ветер хлестал ему в лицо, но Оскар так разгорячился, что ничего не чувствовал. Тяжелые сапоги гулко стучали по смерзшемуся песку. Поселковые собаки провожали его несмолкаемым лаем.

«Мы еще посмотрим, — думал Оскар. — Дайте мне только немного времени…»

Впереди раздался звук приближавшихся шагов. Навстречу шла молоденькая девушка, при виде которой Оскара будто обдало теплой водой. Два блестящих глаза лукаво взглянули на него из-под зеленого платка.

— Добрый вечер, Зента, — сказал он, остановившись.

— Добрый вечер! — ответила, улыбаясь, девушка. Она тоже остановилась, метнула по сторонам пугливый взгляд и опустила глаза.

Парень глядел, неловко улыбаясь, то на Зенту, то на носки сапог.

— Погода такая холодная… — сказал он наконец.

— Да.

— Ты что, домой идешь?

— Домой.

— Тогда пойдем вместе. Хоть и не по дороге… ну, ничего…

Зента шла впереди, Оскар — отставая на шаг. Время от времени Зента оглядывалась на него, и тогда Оскар отворачивался в сторону. Взглянув на руки, он быстро спрятал их в карманы и подумал, что от его одежды несет запахом лежалых сетей. Они старались держаться ближе к заборам — там дорожка была ровнее. Иногда Оскар ускорял шаг, чтобы идти рядом с девушкой. Зента выжидательно глядела на него, но он продолжал молчать.

Наконец они остановились у дома Зенты.

— Так ты очень спешишь? — спросил Оскар вполголоса.

— У меня еще есть немного времени…

Зента нагнулась, подняла ивовый прутик и стала бить им по земле.

— Тогда поговорим.

Сковывающее обоих чувство неловкости постепенно рассеивалось. Они заговорили о повседневных делах — о завтрашней ловле, о сетях, которые Зента с матерью вязали для какого-то рижского магазина. У Зенты отец умер, брат пропал без вести еще в мировую войну, и женщины зарабатывали себе на хлеб то вязаньем сетей или низкой салаки в рыбокоптильнях, то на полевых работах у волостных богатеев.

— Почему ты больше не заходишь к Лидии? — спросил Оскар.

— Просто так, не всегда же есть время.

— Мне думается, у вас там что-то другое.

— Что же еще может быть? Да оно и лучше так… По крайней мере люди будут меньше болтать. Они вечно бог знает что выдумывают.

— А ты очень их боишься?

— Если их не бояться — проходу не дадут.

— Пусть их… Если я не знаю за собой ничего плохого, до других мне дела нет. Да и что они могут выдумать, если ты будешь встречаться с Лидией?

— Твоей матери кажется, будто я к вам только ради тебя и бегаю… Мне Вильма Осис сказала.

Оскар вздохнул. Губы его растянулись в горькой усмешке.

— И тебе это кажется настолько унизительным, что ты готова издали обходить меня. Ну, взгляни на меня, Зента, разве я на самом деле такой страшный? Я, правда, немного под хмельком, немного не в себе, как сейчас отец заявил, но, верно же, никому не опасен.

— Ты не так меня понял, — прошептала Зента, схватив Оскара за руку и придвинувшись к нему так близко, что оба почувствовали на своих лицах дыхание друг друга. — Тебе-то ничего, ты — мужчина, можешь и не обращать внимания на сплетни, а кто заступится за меня, если люди осмеют? Мне приходится жить со всеми в ладу, меня-то ведь никто