Юрий Клименченко - Штурман дальнего плавания Страница 50

— Я понимаю это, Аполлинария Васильевна. Мне хочется только знать ваше мнение. Я и пришел к вам, чтобы услышать его. Вы считаете, я правильно поступаю, уходя плавать?

— Правильно, Игорь, если, конечно, ты не попадешь снова под чье-либо дурное влияние, а покажешь себя человеком, у которого слово не расходится с делом, и через два года вернешься к учебе. Тогда правильно. Если же ты останешься неучем в заграничной шляпе и широченном «оксфорде» (так, кажется, называются у вас эти модные, кстати — безобразные, штаны?), если превратишься в одного из этих молодцов, тогда лучше тебе остаться в Ленинграде и попробовать что-нибудь другое. Вот мое мнение, Игорь.

— Этого не будет, Аполлинария Васильевна. Я хочу изучить морское дело, для того чтобы стать впоследствии штурманом. Я буду учиться. Обязательно буду.

— Тогда иди плавать, Игорь. Начинай новую, самостоятельную жизнь. Не забывай, что ты комсомолец.

— Постараюсь, Аполлинария Васильевна. А вот как по-вашему, ребята и друг мой Роман все же поступили не по-товарищески? Должны были поддержать меня, правда ведь?

— Тебе так кажется? А мне кажется, что они правы. А Роман твой, хотя я его не знаю, настоящий друг и настоящий комсомолец. Это видно из твоего рассказа.

После этих слов уверенность в своей правоте совсем исчезла, но все же мне, стало легче. Дорога была определена. Оставалось только идти по ней не сворачивая и не повторять сделанных ошибок. Около двух часов я просидел у Аполлинаши. Только когда стенные часы пробили одиннадцать, я спохватился и поехал домой.

В эту же ночь я написал два письма — одно Жене, другое, коротенькое, Роману.

Жене я писал:

«Ты, наверное, удивишься, получив от меня это письмо, но его необходимо было написать. Как раз в тот вечер, когда мы с тобой ходили в театр, решалась моя судьба. Меня исключили из техникума за самовольный уход с вахты. Ведь я тогда был на вахте и тихонько убежал с нее в театр. Мне очень хотелось пойти с тобой. Очень! Ты не думай, что ты в чем-нибудь виновата. Виноват во всем я один. Меня списали в Батуме, и вот я приехал в Ленинград, с тем чтобы упросить начальника оставить меня в мореходке. Но он решил иначе. Он посылает меня плавать матросом. Он замечательный человек, наш Дмитрий Николаевич! Он сказал, что я должен добиться хороших отзывов с тех судов, на которых буду плавать, и тогда смогу снова вернуться в техникум.

Я добьюсь этого, Женя, верь мне. Не думай обо мне плохо. Может быть, ты будешь презирать меня? Скажешь: «исключенный». Ну, тогда как хочешь. Ошибки могут быть с каждым. Я исправлю их. Мне было очень хорошо с тобой в Одессе. Время мы провели прекрасно. Я надеюсь, что мы все же будем видеться. Не забывай меня и пиши почаще. Адреса я тебе буду посылать. Я тоже буду тебе писать. Роман расскажет тебе подробнее. Я его сильно обидел, но об этом напишу в следующий раз.

Игорь».

Письмо к Роману состояло всего из нескольких фраз:

«Рома, прости меня, что я так плохо попрощался с тобой. Не пожал даже руки, но ведь и ты, по-моему, поступил не совсем правильно. Конечно, наша долголетняя дружба из-за этого не должна развалиться. Забудь о том, что произошло между нами. Коротко о делах. Бармин в техникуме не оставил. Ухожу плавать в Совторгфлот матросом. Завтра иду оформляться. В техникум вернусь обязательно через год-два. Привет всем ребятам. Буду тебе писать. Счастливого плавания!

Твой Игорь».

Глава девятая

Биржа труда. Громадный желтый дом у Сытного рынка на Петроградской стороне. Нескончаемый поток людей на лестницах и в коридорах.

Секция водников — маленькая комната в каком-то глухом тупичке.

Стриженая седая женщина взяла у меня направление от Бармина и записала в очередь, выдав маленькую серую книжку.

— Будешь отмечаться каждый день, — сказала она строго, — скоро пошлют на работу.

Мне посчастливилось. Передо мной было всего четыре матроса второго класса, а это означало, что я могу рассчитывать скоро попасть на судно.

Я приходил на биржу ежедневно. Отметившись, мы занимали скамейки в парке напротив и вели длинные разговоры.

— Вот уже месяц, как я хожу сюда, а подходящей работы нет. Предлагали в Тралтрест, в Мурманск, треску ловить, да я не захотел, — говорил высоченный кочегар с рябым лицом, одетый в синюю потертую робу.

Его все звали Коля Рашпиль. Был он человек опытный и, кажется, знал все.

— Подожду еще. Скоро «они» за нами будут приезжать на машинах. Людей не хватит. Чего смотрите? Без всякой травли! Знаете, сколько теплоходов в этом году выйдет? — И он принимался считать, загибая свои толстые, потемневшие от постоянной работы с углем пальцы: — «Сибирь», «Кооперация», «Дзержинский», «Смольный», «Жорес»…

Рашпиль все называл и называл суда, которые должны были в ближайшее время сойти со стапелей наших заводов.

Мы слушали как зачарованные, и перед нашими глазами проплывали десятки новых красивых пароходов.

По словам Рашпиля, все верфи были забиты новостроящимися судами.

— Вот увидите, какой будет флот через год-два! Сейчас, правда, судов еще маловато, но заявки на все специальности к этим новым теплоходам уже лежат в столе биржи. Так что не унывай, братва!

— А что же с биржей будет, когда появится столько судов? — задал вопрос кто-то из сидящих рядом.

— С биржей? Чудак! Биржу закроют тогда. Это факт, — уверенно ответил Рашпиль.

Несколько лет спустя я вспомнил Колю Рашпиля, когда машина начальника отдела кадров пароходства приехала за мной, чтобы срочно отвезти на пароход. В резерве не было ни одного человека, а флот рос очень быстро. О бирже труда забыли и думать. Ее действительно закрыли. Безработных не стало.

А пока мы ежедневно просиживали в парке и ждали пароходов.

Через неделю мне дали направление в Совторгфлот, и я радостный поехал на Гутуевский остров.

Балтийское управление Совторгфлота помещалось у главных ворот Торгового порта в красном кирпичном здании. В первом этаже, где находился отдел кадров, толкалось много народа, все моряки. В коридоре было накурено и шумно. Иногда открывалась какая-нибудь дверь и оттуда раздавался голос, выкликавший фамилии.

— Скажи, куда мне с этой бумажкой? — спросил я у одного моряка и показал свое направление. Он внимательно прочитал его, посмотрел на меня оценивающим взглядом и сказал:

— К дяде Васе. Поставит в резервуар. Ты удачно попал. Долго ждать не придется. Сейчас много новых пароходов принимают. Где плавал?

— На Черном море.

— На каком пароходе?

— На «Чичерине», — соврал я. Хотелось показать себя уже бывалым моряком.