Разбойничьи Острова - Яна Вальд Страница 50

всеми, кроме Дельфины, Ана этой ночью останется такой, какой ее знают, — неунывающей и несгибаемой. А Дельфина будет держать ее за руку, шептать и обещать, когда схватки станут нестерпимыми. Когда к утру Ана почти перестанет соображать, а Наэв под дверью забудет все молитвы и просто уткнется головой в стену, чтоб не слышать ее криков, — Дельфина уверенно предскажет:

— Все обойдется. Твой сын родится здоровым и проживет долгую жизнь.

Дельфина будет говорить то, что Ана хочет услышать. То, чего НЕ видит.

На другой день женщины показали Наэву дочь. Здоровую и с совершенно здоровыми ножками, заверила Дельфина, обнялась с братом и помирилась. И отныне не говорила вслух о его вине. Совет молчаливо велел: не напоминать и жить дальше. Кто она такая, что бы спорить? Наэва пустили в дом на пару минут — взглянуть на ребенка, поблагодарить жену — и выгнали на пять дней, пока проводятся женские очистительные ритуалы. На Островах мальчикам и девочкам радовались одинаково, но Ане уж очень хотелось родить сына, похожего на Наэва.

— Мальчик будет через год, — сказала она, усталая и довольная, откинувшись на высокие подушки, с присосавшимся к груди младенцем. Замучивший ее ребенок, наконец, был снаружи, все случившееся позади — теперь Ана быстро поправится. Когда придет время вывести девочку на лодке и окунуть в Море, ее, разумеется, нарекут Аной. Но уже было видно, что малышка смуглая и темненькая, похожа на отца, а не на мать. И вот, пока суетящиеся в доме женщины не слышали, Ана взяла Дельфину за руку и рассказала:

— Я загадала в тот день, когда Наэв вернулся. Я сказала тогда Маре: ты отпустила его ко мне — теперь уже не посмеешь отнять. Слишком это было бы жестоко. Мне кажется, Мара меня услышала…

— Она услышала, — ответила Дельфина и вместе с Аной верила: Наэва никогда не убьют в рейде, Ана родит еще много детей, и следующим будет мальчик. Хотя умом целительницы понимала, что вторую такую беременность хромоножка может не пережить.

Рубины

Корабли Островов, подобно детям, получали имена в день первой встречи с Морем. Большинство помнили юными еще Циану и Аквина, но Дельфине довелось увидеть рождение "Плясуньи" — самого юного судна разбойничьего флота. Как и "Удача", это была одномачтовая галера с косым парусом. Дельфина тогда только училась стрелять из лука и еще ни разу не покидала Островов. Аквин брал ее с собой на Остров Кораблей, где девочку не оторвать было от верфи. Она заворожено смотрела на работавших мужчин. Касаясь заготовленного леса, в дереве ощущала искорку нетерпения — скорей бы стать килем, бортами, мачтой. Она хвостиком ходила за корабельным мастером Ульнмаром, и тот терпеливо отвечал на ее вопросы. Объяснял, что подводную часть корпуса делают из дуба, надводную — из бука, обшивку — из сосны. Рассказывал, как выбирают дерево и в какой сезон его рубят. Другой уже прогнал бы девчонку, но Ульнмар был одним из тех несчастных, что когда-то проиграли Посвящение. Община считала его чуть ли не рабом, вечно благодарным за кусок хлеба. Он не имел права указывать даже ребенку.

Имя дают по знамениям. Дельфина увидела Обряд спуска на воду, помнила и теперь, с каким задором дитя-корабль окунулся в родную стихию. Как он отошел от берега, отправился огибать остров. Как схлестнулся с Воздушными Братьями. Ульнмар объяснил, что с таким парусом галере не страшны капризы морских духов — она способна идти при самом слабом и даже при встречном ветре. Парус играл на ветру, словно платье танцующей девы. Дельфина выкрикнула имя раньше взрослых. Люди вокруг покатились со смеху:

— Это боевое судно, малышка, а не твоя кукла.

Но, ко всеобщему удивлению, Медуза стала серьезно расспрашивать Дельфину, хотя та могла только пожимать плечами и кивать на корабль:

— Ее зовут “Плясунья” — она так говорит. Разве вы не слышите?

Корабль был построен, чтобы стать очередным кошмаром Побережья, но боги наделили его шаловливой душой. Мудрые согласились с шестилеткой. Остальные смеялись над нелепым именем, но спорить со Жрицами не посмели. Да, люди вскоре и вправду стали замечать: парус корабля даже при полном штиле чуть трепещет, будто пляшет. На борту “Плясуньи” Дельфина пережила свой первый морской поход в Меркат и первый боевой поход. Много позже к мачте под танцующим парусом привязали Белую Ленту Дельфины. Это был ее корабль.

Тот рейд к Берегу Зубов выпал “Плясунье”, и добрый жребий свел на одном борту всех, кого Дельфина хотела бы там видеть: Ану и Наэва, Ириса и Меду.

В тот год небо было синее и безбрежное, как Море, а Море гладкое и прозрачное, как зеркало. Жребий определил им жаркую и влажную, покрытую цветущим ковром Леонию — самую пеструю из регинских земель. В прошлом здесь действительно водились грозные животные с гривой, что украшали теперь гербы знатных родов. Леония славилась рекой Фло. Та начиналась где-то в болотистых лесах Сильва и Лустеры, а на восточной границе Леонии, образую густую дельту, впадала в Море. То была полноводная, пригодная для судоходства артерия материка, заманчивая дорога к внутренним землям. Иные Главари осмеливались подниматься верх по течению и налетать на деревни. Но случалось это так редко, что для местных жителей разбойники каждый раз становились нежданной бедой.

Дельфина знала, что земля, дающая жизнь растениям, — это богиня, жена, вынашивающая во чреве плоды будущего урожая. Даже у Дельфины, ничем, кроме грабежа, регинские плоды не заслужившей, они не станут ядовитыми во рту. Регинская почва щедра и заботится о ней, как мачеха о падчерице. Земля цветет, как любимая женщина. Как Жрица, когда Морской Господин обнимает ее. Как Дэя, ради супруга убранная в солнечное золото, — даже мертвые камни Острова Обрядов просыпаются под ее взглядом, зеленеют добрыми травами. Из трав сделают отвары, что возвращают здоровье и дают женщинам детей. И должна быть, думала Дельфина, в каждом из нас частичка живого солнца, что пробуждает землю. Происходящую от того же солнца засуху считали гневом богов, Дельфина же объясняла иначе: случается, что матушка Дэя слишком щедро хочет нас одарить, слишком крепко обнимает.

Пеструю Леонию Дельфина видела уже не первый раз и любила ее бурный цвет настолько, насколько можно любить земли врага. Ничего нет прекрасней Островов, но они выглядели пустыней по сравнению с болотным изобилием. Той весной она восхищалась Леонией вдвойне, потому что эта земля единственная расцвела в неурожайный год. Зиму Каэ послал холодную и сухую. Пугливые духи хлеба отказались покидать почву, оливы и виноградники