Александр Саркисов - Акамедия (сборник) Страница 6

Оказалось, что командир базы тоже получил от начальника штаба указание о мерной линии и удручен был не меньше Лукичева. Все понимали последствия, работа закипела.

С трудом нашли инструкцию по навигационному оборудованию какого-то затертого года, на плавмастерскую передали чертежи створных знаков, штурман притащил треногу и пыльную деревянную коробку с теодолитом и триггером.

МВТ-23 имело севастопольскую приписку, и Лукичев был знаком с капитаном.

– Слушай, Петр Лукич, на хрена тебе мерная линия?

Старый седой капитан и так чувствовал себя неловко, видел, какая катавасия закрутилась.

– Мне она и даром не нужна. Просто у меня лаг ремонтировали, и флагманский штурман доложил по команде, что, пока не пройду мерную линию, меня в море выпускать нельзя. А без меня кто им воду и продукты доставлять будет? Вот они и оживились, там же целый штаб, одних флагманских штурманов три штуки, ети их мать!

– Ладно, Лукич, не переживай, завтра что-нибудь сварганим.

Рано утром с плавмастерской на баркас сгружали створные знаки – усеченные белые пирамиды с черной полосой посередине, с еще не высохшей краской. Лукичев вызвал Морева.

– Ты говорил, что теодолит в руках держал, вот ты старшим и пойдешь. Возьми с собой кого посчитаешь нужным и не забудь сухой паек на день. Я связался с нашими в Массауа, они передали координаты старого итальянского знака для привязки. Ну давай, с богом! Да, и воды возьмите побольше!

Выбор был невелик, Морев взял с собой радиооператора с переносной радиостанцией и трех гидрологов – Колю Хабибулина, Юру Мукало и Витю Константиновского. Это были опытные экспедиционщики, асы-гидрологи, может, чем и помогут. Узнав, зачем они нужны, старый хрен Хабибулин с комсомольским задором и уверенностью гадалки заверил:

– Щас рекогносцировочку на месте проведем и определим места для закрепления вершин. Привязка есть, все будет окей. Я много раз видел, как топографы ход тянут.

У Морева отлегло.

– Все в рабочий катер! Боцман, майнай!

Минут через двадцать высадились у заранее намеченного участка побережья. Матросы с плавмастерской выгружали из баркаса на берег створные знаки.

Выбрали нужное место, установили треногу и закрепили триггер с теодолитом. Хабибулин, энергично управляясь с прибором, направил его на старый полуразрушенный знак, установленный еще итальянской колониальной администрацией. Он прильнул к окуляру, отодвинулся, недоверчиво осмотрел прибор и еще раз глянул в окуляр. Юра Мукало заметил его замешательство.

– Ну что там у тебя?

– Не пойму, наверное, собрали что-то не так. Изображение вверх ногами.

К теодолиту подошел Витя Константиновский.

– Точно вверх ногами, ничего тебе, Хабибулин, доверить нельзя!

Наблюдавшего за ними Морева прошиб холодный пот. Он точно помнил, что изображение в теодолите должно быть перевернутым, а отсюда напрашивался простой и жесткий вывод – гидрологи видят теодолит вблизи впервые в жизни. Морев окликнул радиооператора:

– Соедини с командиром.

– Готово, на связи!

Морев взял микрофон.

– Первый, я второй, у нас проблемы. Классическим способом мерную линию не поставим. Как поняли, прием?

Командир понял все и сразу. Секунд десять из динамиков раздавалось потрескивание, Лукичев думал.

Молчание прервалось, голос из преисподней, обильно сдобренный помехами, вопрошал:

– Второй, я первый, какие будут предложения? Прием.

В экстремальной ситуации, когда приходит понимание, что наказание становится неотвратимо, как старость, мозг включает скрытые резервы.

– Первый, первый, я второй, мы установим передние знаки, вы выйдете на внешний рейд и будете ходить вдоль мерной линии, а мы задними знаками подгоним длину под скорость судна. Прием.

Уже через час судно весело бегало вдоль побережья, а измотанные матросы с плавмастерской под руководством Морева перемещали задние створные знаки. К вечеру управились.

По возвращении на базу первым делом довели ситуацию до капитана МВТ-23. Тот отнесся с пониманием. С этого момента начинал действовать основной принцип сицилийской мафии – омерта, по-нашему круговая порука.

Краснея и нервничая, Лукичев отправил на эскадру донесение о том, что приказ выполнен и мерная линия готова к эксплуатации. Зам, как мог, его успокаивал.

– Чего так убиваться-то, как смогли, так и выполнили. Главное, уложились в срок.

Рано утром МВТ-23 вышел из бухты Губейт-Мус-Нефит, для отвода глаз пару раз пробежал вдоль мерной линии и убыл пополнять запасы воды и продовольствия.

Ближе к обеду сияющий мичман Дроцюк принес шифрограмму, в которой начальник штаба эскадры объявлял командиру благодарность и отмечал высокий профессионализм и выучку.

Лукичев связался с начальником экспедиции в Массауа и, как мог, эзоповым языком довел до него обстановку и настойчиво просил срочно прислать топографов исправить навороченное. Начальник проникся и заверил, что через трое суток группа будет на Нокре.

Тут же передали навигационное предупреждение о том, что мерная линия острова Нокра закрыта на профилактику на трое суток.

Напряжение спало, поблагодарив командира базы за помощь, Лукичев сыграл тревогу и вышел в море продолжать промерные работы.

Через трое суток группа топографов сделала свою работу и передала командиру базы красочно оформленный формуляр мерной линии.

Эта странная война

Вот уже минут десять Морев с интересом наблюдал, как большая зеленая эфиопская муха с тупым упрямством бьется головой о стекло иллюминатора. Соседний иллюминатор был открыт настежь, и ничто не мешало ей спокойно вылететь на волю, но она продолжала методично набивать мозоль на голове. Невольно напрашивалась аналогия со службой.

Морев вышел на шлюпочную палубу, подходил к концу второй день скучной стоянки в порту Асэб. Рядом неуклюже швартовался эфиопский десантный корабль. На причал въехали военные грузовики, и с десантного корабля начали выгружать погибших и раненых. Такие моменты напоминали о том, что в стране идет война. По трапу на причал выносили убитых и выводили раненых, бинты на их черных телах казались неестественно белыми. Сильного чувства сопереживания Морев не испытывал, чужие они были, не наши. Ну то есть совсем не наши. Это как по кладбищу ходишь среди незнакомых могил, и, кроме любопытства, никаких чувств.

Странная это была война, шла она уже шесть лет, шла вяло и явных победителей не выявляла. А главное, конца ей не было видно.

Правительственные войска бились с Фронтом освобождения Эритреи, и в случае поражения Эфиопия могла потерять выход к морю. Это была гражданская война, и выражение «брат пошел на брата» имело множество примеров. Командир военно-морской базы Массауа и начальник контрразведки сепаратистов были родными братьями.

Военные советники постоянно отбивались от неудобных вопросов эфиопских офицеров: «Почему сепаратисты из Эритреи воюют тем же оружием, что и эфиопская армия?» И как им было объяснить, что при императоре Хайле Селассие I Советский Союз поддерживал справедливую борьбу эритрейского народа за независимость, а после прихода к власти полковника Менгисту сделал ставку на него, а эритрейцев объявил врагами и сепаратистами?

В Эфиопии трудилось немало наших военных советников вместе с кубинскими и даже израильскими, которые готовили эфиопский спецназ.

Дел у советников было много, они должны были обучить эфиопов всем военным премудростям – от планирования и ведения боя до военного делопроизводства, и ни одна мало-мальски значимая операция не проходила без участия наших спецов.

Вечером командир пригласил на судно недавно прибывшего из Союза советника командира дивизии полковника Бороду. Так уж повелось, что офицеры флота относились к своим сухопутным коллегам с некоторым снисхождением, ведь взялись же откуда-то расхожие выражения «морской волк» и «береговая крыса». Борода стереотипы ломал.

Высокий мужик, по-скульптурному монументальный, со стальным взглядом – это был человек-скала. Одним своим видом он внушал уважение. К таким, как он, даже смерть приходит с их разрешения.

Детдомовец, окончивший Суворовское училище, жизнь вне армии не представлял. Успевший повоевать везде, где только возможно, он прибыл в очередную горячую точку.

За столом Бороду в основном донимали расспросами про Афган, больная была тема. Полковник делился воспоминаниями без прикрас и удовольствия.

– За речкой, на…, я ДШБ командовал, духи, на…, уважали. Знаете, что такое ДШБ, на…?

Расшифровать аббревиатуру присутствующие, конечно, могли – десантно-штурмовой батальон, но не более. Борода много чего рассказал про ту войну, про подвиги, но ему никто не завидовал. Это была его война. Борода плавно перешел к Эфиопии.

– Ничего, на…, и здесь порядок наведем! Правда, на…, дохлые они какие-то, повозиться придется, на…