Юрий Клименченко - Штурман дальнего плавания Страница 66

Сегодня океан решил побаловать нас и показать часть своего богатого животного мира. Вечером мы наблюдали, как под штевнем «Гдова» стаями играли дельфины. Их было, вероятно, около сотни. Они выскакивали из воды, потом бросались в нее снова и плыли впереди парохода.

С этого дня мы почти ежедневно видели кого-нибудь из морских обитателей. Вот встретилась тропическая медуза, окрашенная во все цвета радуги, полметра в диаметре, потом мы увидели плывущую черепаху, но самую большую сенсацию произвела рыба-пила. Очевидно, она охотилась за кем-нибудь. Ее длинный зазубренный меч то показывался над водой, то снова уходил вглубь, а длинное сильное тело виднелось в прозрачной воде.

Как-то утром мы обнаружили на носовой палубе двух мертвых летучих рыбок, которые залетели на судно и ударились о фальшборт. Это небольшая, сантиметров десять — пятнадцать, рыбка, с боковыми плавниками, развитыми в легкие прозрачные крылышки. В распластанном виде она похожа на самолет. Нашлось очень много желающих привезти такую диковинку домой. Пришлось их разыграть. Рыбы достались второму механику и Журенку. «Собственники» сейчас же вычистили и растянули рыб на палочках, повесили сушиться на ванты. Когда они высохнут, можно хранить их много лет на память об этом рейсе.

Температура воздуха достигала двадцати шести градусов. В машине она поднялась до тридцати двух градусов. Тяжело работать сейчас у раскаленных топок. Кочегары и механики выходят после вахты совсем обессиленные. Они жадно смотрят на воду. Она так и манит к себе, голубая и теплая.

— Вот бы выкупаться! Нырнул бы с самого клотика, — мечтательно говорит второй механик.

Он только что сменился с вахты и сидит на трюме, потный и измученный.

— Так как говоришь? Покупаться захотелось? А акул не боишься? Ну потерпи до завтра, — хитро улыбаясь, говорит боцман.

— А брось-ка ты смеяться, Павел Васильевич. Поработал бы в машине, тогда не то запел бы, — недовольно бурчит второй механик.

В четыре часа утра я стою на вахте. С кормовой палубы раздаются стуки молотка. Что-то строят. Но что? На мостик поднимается Павел Васильевич.

— Сменитесь — идите купаться на пляж, — говорит он и вытирает ладонью капли пота на лбу.

Сдаю вахту и бегу на кормовую палубу. Глазам представляется волшебная картина. Между трюмом № 4 и фальшбортом устроен большой, глубокий бассейн. Там уже плещется человек двенадцать наших ребят. Два шланга все время подают туда свежую морскую воду. На люке разостлан чистый брезент, и на палке, воткнутой в ящик, прибита дощечка: «Общий пляж». Среди купающихся замечаю голову капитана. Андрей Федорович плавает и урчит, ныряет, и чувствуется, что он наслаждается. Быстро раздеваюсь и бросаюсь в общую кучу купальщиков. Вода теплая, но освежающая. Как хорошо!

— Павел Васильевич, ты просто чародей! Тебе за этот бассейн обязательно награду нужно дать! — кричу я боцману.

— Предлагаю качнуть товарища Чернышева! — говорит капитан и первый выскакивает из воды.

За ним к боцману подлетают все остальные. Боцман стоит, одетый, на трюме. Его подхватывают десятки рук и высоко подбрасывают в воздух. Раз, два, три!!! Потом раскачивают и бросают в бассейн.

— Ой, черти, что же вы делаете!? Фрр! — Вода покрыла боцмана с головой.

— Ну и нахалы! Ладно же… — ворчит Павел Васильевич.

Но на самом деле ему очень приятно.

С этого дня с «пляжа» во все время суток не уходили купальщики. Ночью купались сменившиеся с вахты, и каждый раз восхваляли гений Павла Васильевича.

С наступлением жарких тропических дней весь экипаж «Гдова» приобрел весьма экзотический вид. У многих появились противосолнечные очки: синие, зеленые, розовые. Вся эта «очкастая» команда походила на слепцов. Но каждый владелец очков видел прекрасно и чувствовал себя хорошо, так как на воду действительно нельзя было смотреть: она слепила.

Импровизированные чалмы, широкополые соломенные «сомбреро», тропические шлемы, прозрачные теннисные козырьки покрывали головы «гдовцев». Сплошной черноморский курорт…

Обычно после купания занимались физкультурой на турнике, который был установлен на кормовой палубе. Потом снова купание. И так от вахты до вахты. Вся жизнь проходила на палубе. На палубе обедали, развлекались, спали. С наступлением ночи на спардеке и ботдеке появлялись подвесные койки. Подвешенные на разной высоте, они напоминали листья пальмы, а бронзовые тела моряков — кокосовые орехи.

Теплая тропическая ночь над пароходом; на небе зажглись звезды Вега, Антарес… Лежишь на койке и думаешь о далеком Ленинграде, о том, что там сейчас уже утро следующего дня, о своих друзьях и близких… Что-то сейчас делает Женя? Думаешь до тех пор, пока ласковое укачивание океана не усыпляет тебя.

Шесть часов вечера. Из громкоговорителя раздается:

— Слушайте ночной выпуск «Последних известий»…

Москва! Как-то особенно бьется сердце, когда слышишь за тысячи миль от Родины голос Москвы. Необъяснимое чувство охватывает тебя, когда ты слышишь гудки автомобилей на Красной площади и бой кремлевских часов. И, несмотря на расстояние, на бесконечное море, чувствуешь себя гражданином великого Советского Союза. Гражданином, который живет интересами своей Родины. В такие минуты особенно хочется быть дома. Передачи из Москвы — это заслуга нашей радистки. Надежда Яковлевна ежедневно ловит Москву, дает нам музыку и говорит с родным Ленинградом. Она — наши уши и язык.

Ежедневно у радиорубки можно встретить несколько лиц, жаждущих послать домой телеграмму. Они пристают к Надежде Яковлевне:

— Пошлите, пожалуйста. Необходимо. Дома беспокоятся.

Надя берет телеграмму и читает:

— «Люблю помню целую пиши Ваня».

— Слушай, — возмущается радистка, — ведь только позавчера ты послал точно такое же послание. И опять… Ну где я буду ловить Ленинград? Теперь уж очень далеко.

— Надежда Яковлевна! Пожалуйста!

И вот начинается ночная вахта радистки Румянцевой. Где-то еле слышно в наушниках отзывается Ленинград. Надя упорно связывается с ним до тех пор, пока Ленинград не примет всех радиограмм «Гдова».

Если же из-за атмосферных условий Ленинграда не слышно, то Надя ищет советские суда, идущие в разных морях, и через них передает многочисленные слова экипажа «Гдова». Если бы не было ежедневной связи с Ленинградом, жилось бы очень грустно. Точка, точка, точка, тире, две точки, — выстукивает ключ.

— Ленинград, ты слышишь нас?

И в наушниках из сумасшедшего воя в эфире вырывается:

— Я вас слушаю, «Гдов».

Подходим к Вест-Индским островам. Мы должны пройти проливом Мона, между островом Пуэрто-Рико и Гаити. После двенадцатисуточного перехода океаном, имея только астрономические наблюдения, очень важно выйти прямо на пролив. Если мы так выйдем, то наши определения безукоризненны и точны. Штурманская честь поставлена на карту!