З. Травило - HOMO Navicus, человек флота. Часть первая Страница 7

– Зам и механик, бегом ко мне в каюту!

Они прибежали. Канистра уже была извлечена из заветного шкафа, спирт налит в рюмки.

– Пейте!

– Разбавлен, – сказал зам.

– Всего 26 градусов, – сказал механик.

–С-с-суки, а не матросы, – сказал командир. – Опять просверлили дырку и доливали воду. Найдем гаденышей – собственноручно удавлю!

Конфликт был утрясен с помощью трех ящиков вина и заверениями в отсутствии злого умысла. Командир СБРа оттаял и простил.

– Нельзя так, мужики. Стою на мостике, принесли банку, я хлебнул шила, а там вода галимая, 28 градусов!

– Двадцать шесть, – поправил наш механик. Он во всем любил точность, а уж своим вкусовым рецепторам верил больше (у них погрешность отсутствовала напрочь), чем какому-то там спиртометру.

Мы расстались друзьями, но впредь перед расчетами за услуги, во избежание инцидентов, всегда давали механику спирт на пробу.

Самая страшная история, связанная со спиртом, произошла во Вьетнаме, на одной из плавмастерских. На корабль там получали килограммов 200 в месяц, но командирам боевых частей не раздавали. Обиженный механик сообщил в политотдел, что командир с замполитом выпили вдвоем всю месячную норму и нечем протирать приборы и технику. Начпо поручил политотдельцам определить, возможно ли такое. Политотдел сел за расчеты. Для начала подсчитали количество бутылок (приблизительно). Получилось четыреста поллитровок чистого продукта. Затем развели спирт водой 1:1. Получилось восемьсот. Восемьсот разделили на 30 дней в месяце. Вышло 26,7 бутылки в день. Вынесенный вердикт гласил: невозможно. Механик был уличен во лжи и отправлен из солнечного Вьетнама на пасмурную родину. Привезли его в смирительной рубашке. Он так огорчился ответом политотдела, что впал в неистовство и решил своими силами установить справедливость.

Выглядело это следующим образом. Командир и зам перед обедом налили себе по рюмашке. Дверь в каюту без стука распахнулась, в проеме возник механик с блуждающим взором.

– Пьете, – констатировал он. – Так вот вам от меня закуска! – что-то бросив на пол, он быстро захлопнул дверь.

Что-то оказалось гранатой. К счастью, иллюминатор был открыт, и зам, не потеряв хладнокровия, успел вышвырнуть ее за борт. Там она и бабахнула.

Механика нашли и связали, потом сдали медикам.

Я с тем замом встречался. На вопрос, соврал механик насчет количества выпитого или нет, он ответил просто:

– Мы же советские люди. А для советских людей невозможного нет.

Механик увлекаться спиртным начал, о норме забыл. Пришлось его ограничить, а он и сломался.

Эпизода с гранатой мы не касались. Мелочь.

Кстати, любое застолье на флоте, сколько бы ни было, допустим, водки, всегда заканчивается шилом. Ну никак без него. Помню, отмечали перевод начпо в Москву. Выпито было все, требовалось добавить. Счастливым обладателем трехлитровой банки оказался Бурысов, но шило находилось в сейфе, на лодке, в двух километрах от стола. Коля смело шагнул в пургу…

Ожидание было затяжным, но вот и долгожданный звонок, и быстро распахнутая дверь и… лестничная клетка полыхала. СИНИМ ПЛАМЕНЕМ! В центре пожарища стоял Коля. Синие языки огня, достающие до потолка, красиво огибали его фигуру по контуру. Прямо наглядное пособие «так выглядит аура человека». По шапке, плечам и полам шинели бегали сине-багровые огненные змейки. В зубах у него была зажата папироса. Прикуренная.

Подводники к огню привычные, подъезд и Колю потушили быстро. Чуть больше времени потратили на занявшуюся дверь квартиры. Колин рассказ был краток и прост.

Пробежав четыре километра по пурге, причем два из них с трехлитровой банкой в руках, и попав наконец-то в теплый подъезд, Коля решил закурить. Когда он чиркал уже третьей отсыревшей спичкой, она загорелась, да вот банка выскользнула из-под мышки …

– Мне-то что, после улицы согрелся… А вот шила жалко.

С той ночи Коля больше не курил. Никогда. И возглавил кампанию по борьбе с курением в бригаде.

Пожалуй, хватит на сегодня. Освещаемая тема практически бесконечна, но на сухую уже не идет. Вопросов нет? Тогда до встречи, только химика до такси доведите, а то так на стульях и проспит до утра, бедняга…

Диверсант

Учения по борьбе с диверсантами у нас проводились достаточно регулярно. Я думаю, работникам особого отдела надоедало бесполезно бороться с врагом внутренним из-за его отсутствия, и они переключали наше внимание на гипотетического диверсанта. Надо же чем-то зарплату оправдывать. Они и так стеснялись – людям доверены тайны высшего порядка и ядерное оружие, а за ними нужно следить, ежемесячно отчитываться перед начальством об их незрелых заявлениях и антиправительственных настроениях. Например:

«Замполит „Б-101“ жаловался товарищу, что для новых орденов Леонида Ильича не хватает места на портрете, и он вынужден приклеивать бумажечку на багет портрета, а затем дорисовывать очередную звездочку. Скоро закончится не только багет, но и стенка рядом с портретом.

– Замполит „Б-33“ в казарме постоянно слушает песню полузапрещенного автора Высоцкого В. С. „Растопи ты мне баньку, хозяюшка“, или „Банька по-черному“, или „Банька по-белому“ – по-разному в разных источниках.

– Минер „Б-50“ в пьяном виде кричал: „Всех бы пострелял!“, но без фамилий и указания рода оружия. Алекс».

Начальство реагировало немедленно: «Центр – Алексу. Рекомендовать политотделу проверить ленинскую комнату у первого. Принять зачет по знанию секретного делопроизводства у второго. О результатах, которые должны быть негативными, доложить секретной почтой. Третьего наказать за что-нибудь и записать, что будет кричать. „Баньку“ переслать в наш адрес – не слушали, а с цветом разберемся».

И наши Алексы и Юстасы бросались выполнять эти ценные указания – ЦУ. Мы на них не обижались: на флоте очень много нужного, но совершенно бесполезного, а также нужных, но бесполезных людей. (В список можно добавить и офицеров-химиков.)

А «Баньку», как люди чистоплотные и зачастую лишенные возможности помыться месяцами, мы любили и в пику им начинали слушать во всех экипажах.

Шпиона мы почему-то представляли таким: предположительно американец, но с японскими генетическими корнями. Этакий низкорослый негр с раскосыми глазами и очень злым лицом, обвешанный магнитными минами, в камуфляжном гидрокостюме и со звездно-полосатым флагом (а как же без флага? Что он будет водружать на штабе бригады в случае своей победы?) за пазухой. Морской котик среди наших камчатских нерп. Чужой флаг над штабом бригады приводил нас в негодование.

По тревоге мы получали пистолеты, стреляющие металлическими стрелками вместо пуль, и специальные гранаты, взрывающиеся на заданной глубине. Потом долго мерзли и скучали. Иногда бегали по заснеженным сопкам, гоняясь, как правило, за лисой, принятой за шпиона. Лиса на бегу гадила от страха. Хуже было, если суматоха поднимала из берлоги медведя или беспокоила росомаху. Тогда гадили уже мы.

Наша бдительность возрастала многократно. После пяти-семи таких тревог казалось, что проклятый негр сидит под кустом, прячется в куче мусора, скрывается за дверью подъезда, плещется у борта самого святого – твоей подводной лодки, замаскировался под старшего офицера и только поэтому не отвечает на окрики пьяного старшего лейтенанта: «Эй, ты! Стоять! А ты кто такой? Покажи личико, я сказал!» По любому такому случаю игралась тревога, и личный состав экипажей начинал рыскать по поселку. Оказывалось, что под кустом присел матрос-таджик, привыкший гадить на природе, в куче мусора прилег пьяный флагманский химик, не нашедший в себе сил двигаться дальше, а за дверью подъезда (чужого!) прятался пропагандист политотдела, заходивший к жене доктора, находившегося в море. Заходил, конечно же, за таблетками или солью. И не прятался вовсе, а из кармана монетка выпала, подобрать хотел, дверь подъезда открыл, чтобы света больше было, и т. д.

Старший офицер действительно был старшим офицером из штаба флотилии, проверяющим нашу бдительность и уже отвыкшим от обращения «эй, ты!»

Личный состав, войдя во вкус игры, оставался глух к протестам и объяснениям и всех тащил в штаб бригады, к оперативному дежурному. А уж тот решал, отпускать их или нет. Я думаю, что у него был фоторобот того шпиона. Иначе как бы он так лихо на свой страх и риск отпускал задержанных?

Хуже было с тем, который плескался. Его заметил помощник (назовем его Прошкиным) с соседней лодки и поднял тревогу.

– Бля буду, мужик, негр, вот с такими усами, морской котик, сказал типа «фырк!» и погрузился в районе кормы. Я с корня пирса мочился, а тут… – захлебывался помощник.

– Не «фырк!», а «fuck!» – помрачнел искушенный в языках замкомбрига. – Тревогу играть надо. Точно, американец.

Сказано – сделано. Весь поселок был выдернут из теплых постелей, а матросы – из коек. Затопали сотни ног, обутых в матросские «гады», заскрипели двери оружейных сейфов, защелкали рожки, пристегиваемые к автоматам, начались хождения усиленных патрулей и беготня.