Константин Бадигин - Секрет государственной важности Страница 7

Полковник Курасов шагал по шумной Светланке. На улице множество военных в русской форме: гимнастерки, фуражки с кокардами. Но какое смешение мундиров, какая пестрота погон и лампасов!.. С тяжелым чувством смотрел он на них: жалкие остатки… Во что превратилось доблестное русское воинство!.. Неожиданно он вспомнил, как под Красноярском белочехи отобрали паровозы у «верховного правителя» Колчака. Его поезд долго стоял обезглавленным на каком-то разъезде. Стыд, позор. Русские офицеры долго не могли смотреть друг другу в глаза. Сердце полковника сжалось. Он остановился у дверей дешевенькой гостиницы: «Электр. освещение. Паровое отоп. Цены вполне умеренные. Гарантируется приятное пребывание».

«А твоя грудная жаба? Надо лежать, — вздохнул Курасов. — „Гарантируется приятное пребывание“! Скажите! Может быть, мне перебраться в эту гостиницу?» Он усмехнулся.

Во что превратилась война? Курасов посвятил всю жизнь войне. А итог? Армия разваливается. Убегают не только солдаты, но и офицеры. Где друзья и где враги? Многие офицеры, в недавнем прошлом блестящие гвардейцы, похвалялись, что уничтожение «взбунтовавшейся черни» стало их профессией. Профессия русского человека — уничтожать русского человека. Боже мой!.. За полушубок, за старые валенки, случалось, убивали, не задумываясь, безоружных людей…

У входа в кинотеатр собралась толпа. Пьяный японский офицер грубо толкнул пожилого русского подполковника. Женщина, которую тот держал под руку, упала. Подполковник резко обернулся к японцу. Курасов услышал пронзительный взвизг. Толпа расступилась, и подполковник быстро прошел мимо. Народ стал расходиться. На тротуаре остался зарубленный шашкой японский офицер. С другой стороны улицы бежали японские солдаты. Курасов мысленно пожал руку подполковнику.

Замешательство на улице продолжалось недолго. Солдаты унесли труп, дворники засыпали кровь песком. Несколько человек, первые попавшиеся под руку, были арестованы японской полицией.

И снова потекла обычная жизнь.

«Распоясались господа самураи, — думал Курасов, — если не учить — совсем на шею сядут».

На Светланской оживленно. Даже слишком оживленно для серого, будничного дня. Улица полна разношерстной публики. Много японцев, китайцев и корейцев в национальных одеждах. Среди военных — не только русские. То и дело над головами прохожих виднеются коричневые панамы американских солдат. Японские и американские патрули… Курасов сжимал кулаки, встречаясь с отрядами низкорослых солдат в мундирах цвета хаки с узкими красными поперечными погончиками. Уже четыре года они стучат по русской земле грубыми ботинками. Сбоку, красуясь, шли офицеры с короткими саблями.

Цокают копытами лошади. Кричат разносчики газет. Квакают автомобили. Заборы, рекламные тумбы и щиты густо заклеены пестрыми, броскими объявлениями.

Во Владивостоке найдешь людей со всех концов России. Разные люди, но одно у них общее: это беженцы. Их пригнал сюда страх перед Советской властью. Кого только здесь не было!.. Город не мог разместить всех беглецов (многие годами жили в вагонах), не мог предоставить работу. Процветали азартные игры, грабежи и убийства. Авантюристы всех мастей, жулики, громилы нашли здесь превосходную среду. Все торгуют и всем торгуют. Некоторые приехали во Владивосток с чемоданами, набитыми золотом и драгоценностями, другие снимали последнюю рубаху и несли на Семеновский базар. И всех их томил ужас перед новым, грядущим, необоримым. А как же местные, владивостокские? Здесь не только Меркуловы. Большинство коренного населения — скромные трудовые люди. Им нечего продавать, нечем торговать. Они не боялись Советской власти, ждали ее. И не только ждали… Уж кому-кому, а Курасову хорошо известны подполье и партизанские дела.

«Грозный» полковник контрразведки имел веские основания для беспокойства. Все явственнее надвигалась развязка. Советская Республика набирала силы, народ повсюду стоял за свою власть. Белым силам и японцам приходилось все жарче.

Огромный красочный плакат в окне магазина отвлек внимание Курасова от невеселых мыслей. Он остановился, прочитал:

В субботу, 20 июля, состоится организованный газетой «Вечерняя звезда» конкурс женской красоты с выбором первой красавицы г. Владивостока в 1922 году. В жюри конкурса входят: литераторы, поэты, журналисты, художники и представители общественности. Число билетов ограничено.

«Как раз время… Эх-хе-хе», — вздохнул полковник.

На углу Китайской ему встретилась полная высокая женщина с пустыми глазами, смотревшими поверх толпы. На груди белая лента. По ней черными буквами написано: «Я гибну — но вас я презираю».

Женщина шла прямо на Курасова. Он посторонился.

Международный клуб. Светланская, 23. У дверей объявление:

«Буфет снабжен самыми лучшими заграничными винами. Единственный клуб во Владивостоке по своей художественности и уютности. Карточный стол. Готовят вкусно, подают красиво. Ежедневно карты и лото с котлом и призами».

В этот час в клубе было свободно. Полковник сел за столик у окна и развернул газету. Китаец с восковым лицом и в белой куртке принес кофе и рюмку коньяка.

В газете мало интересного. Зверства большевиков, голод в Москве и в Петербурге. Карикатура на комиссаров… Речь Спиридона Меркулова с пророчествами на август. Компания «Кайзерлинг» сообщает об отходе в очередной рейс пароходов «Тунгус» и «Алеут».

На третьей странице — подробности ареста председателя правления Добровольного флота Компаниона и его помощников. Всесильного Компаниона содержат под стражей на канонерской лодке «Манджур». Директором-распорядителем Доброфлота назначен капитан первого ранга Харин.

Курасову хорошо известна подоплека дела Компаниона: он не захотел выполнить приказ Меркулова — отдать доходы флота правительству.

Интервью атамана Семенова. Сообщение специального корреспондента из Дайрена «Русский самурай»… Как ненавидит полковник этого атамана! На мгновение перед ним возникла коренастая фигура в казачьей папахе, заплывшее жиром лицо цвета малосольной семги, самодовольно закрученные черные усы, чуть раскосые глаза. Ненасытное вожделение к власти сделало этого человека японским прислужником. Под их диктовку он заключил соглашение о созыве в Чите Народного собрания… «Заигрывать с гнилыми демократишками… Дурак! — Курасов сжал кулаки. — Политика Семенова повела к дальнейшему расколу в армии. Многие командиры отказались признать его главнокомандующим. А демократишки? Атаман решил, что завоюет их признание, — как бы не так! Народное собрание большинством голосов выразило ему недоверие… Говорили, что у Семенова чай подают полковники. Неизвестно, полковники ли за лакеев, или лакеи возведены в полковники. Тьфу!..»