Флот и крепость. Синопский бой - Сергей Николаевич Сергеев-Ценский Страница 7

Обернувшись назад, поискал глазами и нашел Ушаков боцмана. Тот сиял, как медный самовар, начищенный толченым кирпичом.

— Молодец, Хоботьев! — крикнул ему Ушаков.

— Рад стараться! — выкрикнул боцман, выпятив четырехугольный подбородок.

Ни «Леандр», ни «Ла Брюнь», ни тем более бомбарда и галеры не могли отважиться выйти из бухты. Их разоружили для защиты крепости, и экипажи французских судов были теперь там, около своих орудий, на скалах.

Однако сколько осталось в крепости гарнизона и годных в дело орудий после нескольких часов жестокой канонады? Об этом хотел было спросить своего Сорокина Ушаков, но не спросил, сказал только как будто и с горечью, но в то же время и с уверенностью в успехе:

— Ну что ж, я ведь не Суворов и в самом-то деле, чтобы с одного штурма подобные крепости брать!.. Отобьют штурм нынче — завтра еще раз попробуем. А пока что скажи, чтобы подняли сигнал: «Благодарю контр-адмирала Пустошкина!»

Не отбил штурма гарнизон крепости так же, как и гарнизон острова Видо.

Дружный огонь судовых орудий, испытанная меткость русских матросов-артиллеристов, зря растраченные крепостью в начале боя, в полумраке, каленые ядра дали превосходство флоту над крепостью и обессилили гарнизон.

С моря не видно было, как идет штурм крепостных цитаделей, но разноязычные сборные команды с русскими морскими офицерами впереди шли неотступно следом за ротами русских солдат и матросов.

Французы защищались умело и храбро. Истратив патроны в залпах и беглом огне, они первыми переходили к штыку. На лестницы, приставленные к стенам, они обрушивали сверху огромные камни, ломая ими и лестницы и кости штурмующих. Отступая, они заманивали целые толпы в искусно замаскированные сверху волчьи ямы...

Но странно — все это только распаляло атакующих, лезших напролом.

Турки шли на штурм с большими мешками. Кривыми ятаганами отрезали они головы убитых ими или другими французов и поспешно совали в мешки; ведь не за что другое, как только за головы, должны были им платить в штабе Кадыр-бея по два пиастра.

Генерал Шабо с ужасом наблюдал из главной цитадели, как все ближе и ближе подбирались штурмующие, наконец, сам вместе со своими адъютантами вывесил сквозь одну из амбразур в виду флагманского корабля русско-турецкой эскадры длинный белый флаг — две связанные наспех простыни со своей постели.

Это было в два часа дня.

Ушаков приказал выставить сигнал отбоя, и тут же везде на судах затрубили горнисты. Крепость расцветилась флагами победителей-союзников. Бой умолк.

VI

Шабо сдался на милость Ушакова без всяких условий: из всего гарнизона, бывшего под его начальством, осталось только до тысячи трехсот человек. Около сданного ими оружия стали одни часовые, около них самих — другие. С большим любопытством смотрели французы на русских солдат и матросов, приплывших из далекой, совершенно неведомой им страны, чтобы победить их в прославленной крепости.

Свою саблю генерал Шабо снял и отдал старшему из офицеров русского десантного отряда, говоря при этом, что хотел бы лично передать ее Ушакову, о котором слышал так много, раньше чем познакомился с ним сам так хорошо теперь.

Он был очень взволнован, он слишком тяжко переживал свое поражение; он нетерпеливо ожидал своего победителя, обеспокоенный участью не только своей, но и своих солдат и офицеров.

Пристав к берегу, Ушаков внимательно разглядывал вблизи то, что приковало на несколько месяцев его эскадру, — крепость, устроенную так искусно на крепости, возведенной самой природой. Несколько раз, пожимая плечами, обращался он к сопровождавшему его Сорокину:

— Я удивляюсь! Я положительно удивляюсь, как можно было одним штурмом взять такую твердыню!..

И качал сокрушенно головой при виде множества тел убитых на валах, во рвах, около стен: морские сражения не приучили его к таким зрелищам.

Вид обезглавленных тел французских офицеров и солдат возмущал его до крайности.

Он вспомнил, как алжирский паша Саид-Али, известный своей исключительной удачливостью в морских боях, поклялся султану Селиму, что привезет ему голову Ушак-паши, и действительно во время сражения на Черном море всего лет восемь назад рвался на сближение с русским флагманским кораблем, которым был тот же «Св. Павел». Однако от метких выстрелов русских комендоров полетели в воду абордажные лестницы, и реи, и обломки раззолоченной кормы адмиральского корабля, а он сам, Ушаков, кричал тогда, грозя кулаком: «Я тебе покажу, бездельник Саид, как давать такие клятвы султану!..» Не прошло и полчаса, как избитый корабль Саида ушел под защиту других судов огромного турецкого флота, а спустя четыре часа под защиту ночной темноты ушел и весь способный еще идти неприятельский флот.

Ушаков понял ужас в побелевших глазах генерала Шабо, который дрожавшими руками передавал ему только что полученную обратно для этой цели свою саблю.

— Я прошу оказать милосердие мне и моим людям, господин адмирал! умоляюще сказал Шабо.

Говоривший по-французски Сорокин перевел его слова Ушакову.

— Прошу вас принять вашу саблю обратно, — сказал Ушаков. — Вы и ваши люди вели себя геройски.

Слезы показались на глазах Шабо, когда он услышал от Сорокина сказанное адмиралом и принимал свою саблю. Но он спросил еще:

— Куда же теперь — в Россию отправите вы, господин адмирал, меня, моих офицеров и солдат?

Ответ на этот вопрос был уже заранее приготовлен Ушаковым, и потому он сказал твердо:

— Нет, не в Россию... Если вы лично и каждый из ваших солдат и офицеров дадите мне честное слово и подписку, что полтора только года не будете служить в рядах своих войск против России, Англии, Турции и их союзников, то вы все будете отправлены во Францию на ваших же судах.

Это великодушие победителя так потрясло генерала Шабо, что он, слишком много переживший с раннего утра, зарыдал и бросился на грудь Ушакову.

Но в это время поднимался уже к главной цитадели и Кадыр-бей со свитой десятка в два своих морских офицеров, и тут, у цитадели, когда Ушаков уходил от Шабо, они встретились и поздравили друг друга с победой.

Кивнув на массу пленных французов, расположившихся у