Луи Буссенар - Под Южным Крестом Страница 72

– Но до чего же вы добры, достойные островитяне, – не прекращал повторять Фрике, – какая жалость, что у нас нет ни единой монеты, чтобы хоть как-то отблагодарить вас за вашу любезность. Если бы только у меня было хоть что-нибудь из тех забавных безделушек, что заставляют так радоваться прекрасных людей, обитающих во всех солнечных странах. Увы, ничего нет! А знаешь, Пьер, эти «пирожные» просто чудесны; я могу поклясться, что они сделаны из настоящей пшеничной муки. Мне бы очень хотелось знать, из чего они их пекут.

– Что правда, то правда. Я бы от всего сердца пожелал, чтобы такими «сухарями» могли питаться моряки всего мира.

Произнося последнюю фразу, мастер-канонир совершенно машинально развернул узел, служивший ему подушкой всю ночь. К его глубокому изумлению, из него посыпались многочисленные серебряные и медные монеты, которые, позвякивая, раскатились по траве.

При виде подобного богатства глаза обителей Тимора алчно заблестели. Они отлично знали, что такое деньги, и представляли, в какое количество тростниковой водки могут превратиться эти кругляши. Несколько часов беззаботного веселья! Фрике мгновенно уловил жадные взгляды туземцев и рассмеялся.

– Безусловно, все эти деньги добыты самым нечестным образом, но вы-то не имеете к этой грязи никакого отношения. Держите, мои добрые друзья, уберите в карман – если у вас, конечно, есть карманы – эти медали за доблесть с изображением монарха Нидерландов. Представляешь себе, Пьер, должно быть, это деньги пиратов, и я вдвойне рад, что могу использовать их именно таким образом. И хотя пословица гласит, что «неправедно нажитое впрок не идет», на сей раз оно послужит доброму делу и порадует благородных тиморян.

Оба чернокожих островитянина, восхищенные случившимся, зажали в кулаках «свалившиеся» на них флорины и решили, что день и так уже достаточно насыщен и потому им нет никакого смысла идти дальше. Город подождет, а они останутся с новыми друзьями. Что касается провизии, то ее можно уничтожить по дороге в деревню, бредя неспешно, словно ученики на каникулах.

Европейцы с радостью приняли приглашение аборигенов, которое существенно облегчало им жизнь и дарило несколько дней беззаботного отдыха. После продолжительной сиесты наши герои двинулись в путь, ведомые островитянами. Они шли по едва заметной петляющей тропинке, которая вскоре привела друзей к основанию высокой горы. Начался утомительный подъем, но затраченные усилия того стоили. Чем выше поднимались путники, тем более бесподобный вид открывался их взорам; помимо этого, легкие, перенасыщенные влажным и зловонным воздухом низин, очищались, и европейцы блаженно вдыхали свежий горный воздух. Они миновали зону туманов, которые плотной пеленой окутывали равнинные земли, куда солнце с трудом пробивалось лишь к трем часам дня. Избавившись от этой непроницаемой, теплой, удушливой дымки, друзья оказались на солнечном плоскогорье, где цвели роскошные кофейные деревья, чье наличие свидетельствовало о немыслимой бесхозяйственности колонистов.

Действительно, следует отметить, что португальцы, заселившие восточную часть Тимора уже более трех столетий тому назад, невзирая на то что здоровье почти всех поселенцев было подточено малярией, даже и не подумали строить дома в горных районах. Они настолько закоренели в своей лени, что не желали возделывать огромные пространства, расположенные на высоте в триста метров, где кофейные деревья росли сами по себе. Более того, португальцы добровольно лишились еще одного продукта, самого ценного из существующих в мире, чье наличие в таком месте не могло не вызвать изумления путешественников. Я хочу поговорить о пшенице, которая великолепно вызревает на высоте в двенадцать сотен метров над уровнем моря. По всей видимости, климат Тимора наделен какими-то особенными свойствами, если пшеница, это растение, распространенное преимущественно в зонах умеренного климата, произрастает в тропиках, на подобной высоте. Вполне возможно, что этот остров – единственное место во всей Океании, где колосится пшеница. Удивительная вещь: зерно здесь отличается превосходным качеством и из него выпекают вкуснейший хлеб, не уступающий лучшему хлебу Европы, который готовят из самых отборных сортов пшеницы. А ведь муку туземцы получают самым примитивным способом! Португальцы пренебрежительно оставили эту злаковою культуру островитянам, а сами покупают зерно по завышенным ценам, и доставляется оно по безобразным дорогам. Закостенелые в невероятной лени, они не поощряют и не защищают сельскохозяйственных рабочих, а также не желают заниматься ремонтом дорог, пребывающих в плачевном состоянии. Колонисты предпочитают привозить муку в бочках из Европы, в то время как владеют плодороднейшей почвой, да и рабочих рук на Тиморе в избытке.

Такая неслыханная бесхозяйственность привела к тому, что Тимор остается одним из беднейших островов Океании, когда многие тропические земли процветают. Для того чтобы превратить несчастную колонию в настоящую житницу, надо всего-навсего немного энергии и желания – качества, которые кажутся абсолютно несовместимыми с темпераментом деградировавших потомков бывших хозяев Индо-Малайских островов.

Именно таким размышлениям предавался Фрике, глядя на небольшое поле пшеницы, чьи тяжелые золотистые колосья гнулись к земле невзирая на толстые стебли.

– Какие лентяи! – воскликнул он. – Вместо того чтобы грабить торговые суда, закрывать глаза на бесчинства, творимые морскими пиратами или бросать в тюрьму безобидных путешественников, таких как мы, я вас спрашиваю, неужели не лучше распахать эти обширные поля и засеять их чудесным зерном, которое растет, почти не нуждаясь в уходе? Им не надо браться ни за кирки, ни за плуги, и доказательство тому расстилается прямо у нас перед глазами. Достаточно кинуть семя в землю, которая великодушно вскормит его, даже не требуя никаких удобрений, как это заведено в других краях. Когда я думаю о наших босеронских крестьянах, которые, опасаясь засухи, молят Бога о дожде, страшатся поздних весенних заморозков, в течение шести месяце обрабатывают, пашут, боронят, сеют, обкуривают поля, и когда я вижу сей благословленный край, умытый солнцем и теплым дождем, всегда плодородную почву, чьи богатства неисчерпаемы, я не могу сдержать негодование и не выразить свое презрение тем, кто недооценивает и разбазаривает все это великолепие.

– Лодыри и дармоеды! – проворчал Пьер, весьма прозаично резюмируя длинную тираду друга. – Кстати, ты знаешь, конечно, очень здорово восхищаться природой и порицать недостойных хозяев, владеющих сей прекрасной страной, но мы же не собираемся поселиться здесь навеки? Хотя при этом я не вижу способов, с помощью которых мы могли бы вернуться на Суматру. Время бежит день за днем. И если так будет продолжаться, то мы увидим, как наступит 1900 год, а мы все будем бороздить моря, словно призрачные матросы «Летучего Голландца».