Стивен Каллахэн - В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря Страница 8

Улучив удобный момент, пока не накатит следующий вал, я спускаюсь в люк. Вода, залившая каюту, в отличие от ярящегося моря, ведет себя очень мирно. Ныряю в глубь этой ледяной могилы и слышу, как позади с грохотом захлопывается дверца люка. Нащупав аварийный мешок, обрезаю наконец крепящие его штерты. Гуляющие по палубе волны ритмично перекатывают через «Соло» и уносятся дальше к западу. Запас воздуха в легких кончается, и я начинаю задыхаться. Мешок теперь ничем не закреплен, но тяжесть в нем такая, словно там собраны все грехи земной юдоли. Подталкивая и вытягивая мешок, выбираюсь вместе с ним на палубу; при этом приходится воевать с бьющей по спине дверцей люка. Напрягая все силы, я кое-как втаскиваю свою ношу на плот.

Закончив эту операцию, я поворачиваю назад и снова погружаюсь в люк. Вытягиваю руку по направлению к корме и нашариваю всплывший диванный матрас, прижатый к потолку каюты. Тащу его к себе и на секунду высовываюсь наружу в надежде перехватить воздуха. Но воздуха нет. У меня в эту секунду такое ощущение, словно последний глоток воздуха во вселенной достался кому-то другому. Нахлынувшая волна внезапно откатывает, открывая передо мной мерцающую подобно тысяче огней поверхность моря. В каюту врывается воздух, и я успеваю вдохнуть до того, как очередная волна заглушает скрип и треск погибающего «Соло».

Привязываю матрас к концу фала и отпускаю его еще немного поплавать, а сам опять ныряю вниз, на этот раз за постелью. Пробую сделать сверток из своего мокрого спальника, но не тут-то было: он змеится и расползается из-под рук. Лишь с большим трудом, то подпихивая снизу, то подтягивая сверху, мне удается перетащить его на плот. Прихватив напоследок диванную подушку, падаю следом. Итак, я благополучно покинул тонущее судно.

Боже мой, «Соло» все еще держится на плаву! Он медленно заваливается набок, и из каюты один за другим начинают выплывать различные предметы, которые я тут же подхватываю: кочан капусты, пустая кофейная банка, коробка с остатками яиц. Яйца, наверное, долго не протянут, но я все равно их подбираю.

Я так изнурен, что уже ничего не могу делать. Хотя я и не собираюсь пока расставаться с «Соло», но если он вдруг вздумает меня покинуть первым, то мне надо будет вовремя от него отцепиться. Семьдесят футов линя диаметром 3/8 дюйма, наращенного на конце гика-шкота, позволяют мне изрядно сдрейфовать под ветер. Когда мы оказываемся в ложбине между волнами, яхта моя исчезает из виду. Огромные вспененные гребни грузными шеренгами надвигаются на нас. С наветренной стороны плота волны кипят и пенятся, как береговой прибой. Сквозь приближающийся шум до меня доносятся хлопанье парусов, стук и треск — это «Соло» напоминает о себе: «Я здесь!» Вот волна набрасывается на меня, и плот взлетает на ее макушку, подставляя левый борт ударам бурлящих пенных вихрей.

Откидной полог тента с резким хлопаньем полощется от порывов ветра. Надо отвернуть плот, иначе какой-нибудь взбрыкнувший бурунный гребень может ворваться внутрь. С высоты поднявшего меня гребня я разглядываю палубу «Соло», находящуюся в этот момент на вершине наступающего следом водяного холма. Волна плавно вздымается из тьмы, словно встающий ото сна исполин. На противоположной стороне тента есть узкое круглое отверстие, и я по пояс высовываюсь в этот наблюдательный лючок. Я не хочу отпускать линь, связывающий меня с «Соло», но его надо переместить. Я провожу конец линя через петлю свисающего с палубы яхты гика-шкота и возвращаю его на плот. Один его конец я креплю к лееру, окружающему плот по периметру, а вторым делаю на этом леере виток и пропускаю в смотровое окно. Если «Соло» сейчас затонет, мне достаточно будет просто отпустить ходовой конец и мы разделимся навсегда. Но погоди-ка — мне никак не влезть обратно… застрял! Стараюсь высвободиться из сдавившей мою грудную клетку ткани. Море плюет мне в лицо. В темноте угрожающе рычат вспухающие из пучины гребни волн. Я извиваюсь, дергаюсь и наконец вваливаюсь внутрь. Плот от моего падения покачивается и подставляет волнам стенку своего тента. Ха! Это забавно — мягкий тент против сокрушительной мощи моря, которое даже гранитные утесы дробит в песок.

Ходовой конец линя, соединяющего меня с «Соло», я привязываю к страховочному лееру, проведенному по окружности плота с его внутренней стороны. Потом суетливо начинаю привязывать к этому же лееру все свое снаряжение, но тут вдруг с наветра до меня доносится рокот, заглушающий все прочие звуки. Судя по его непрерывно нарастающей силе, это идет большущая волна. Я замираю, вслушиваясь, как она приближается. Вот внезапный ток воды под днищем… и тишина. Физически ощущаю, как волна вздымается над моей головой. В следующий миг она наваливается на плот, резиновые борта отзываются скрипучим визгом, и сразу же мое жизненное пространство сокращается вдвое: наветренный борт так резко вдавливается внутрь, что я кубарем отлетаю к противоположной стенке. Тент не выдерживает и обрушивается вниз, и меня заливает хлынувшей со всех сторон водой. Энергию толчка еще более усиливает рывок линя, связывающего мой плот с полузатопленной яхтой, которая первой приняла удар. Все, здесь я и погибну. Здесь, откуда до ближайшей суши около 450 миль. Волны раздавят плот, перевернут его вверх дном и превратят меня в хладный труп. Я сгину, но никто обо мне даже не спохватится, пока не пройдут все сроки моего возвращения.

«Соло» может утонуть с минуты на минуту, но я должен проникнуть внутрь.

Переползаю обратно к наветренному борту и, держась одной рукой за конец, связывающий меня с «Соло», а другой вцепившись в страховочный леер, съеживаюсь в своем насквозь мокром спальном мешке. По дну плота вокруг меня плещется несколько галлонов морской воды. Усаживаюсь на диванном матрасе, чтобы хоть как-то спастись от ледяного холода, поднимающегося от резинового пола. Меня все еще бьет озноб, но я уже начинаю согреваться. Приходит время ждать, слушать, думать, рассчитывать. И бояться.

Когда плот вскарабкивается со мной на гребень волны, взору моему вновь открывается покачивающийся внизу в ложбине «Соло». Затем он взбирается на склон следующей волны, а я скатываюсь во впадину, и которой только что находился мой корабль. Яхта уже совсем завалилась на правый борт, нос ушел под воду, и только корма еще торчит над водой. О, «Соло», продержись, пожалуйста, на плаву, хотя бы до утра! Я должен увидеть тебя еще раз, я должен разглядеть ту рану, которую, я чувствую, нанесла тебе моя самоуверенность. Почему я не остался на Канарах? Почему не задержался там, чтобы понежиться еще в покое и безмятежности островного бытия? Зачем я вывел тебя в этот путь, ради дурацкой затеи во что бы то ни стало дважды пересечь океан? Прости меня, мой бедный «Соло»!

Я изрядно наглотался соли, отчего у меня зверски дерет горло. Может быть, утром мне удастся извлечь еще что-нибудь из снаряжения, банки с консервированной водой и какие-либо продукты. Тщательно обдумываю каждый предстоящий шаг, просчитываю каждую свою потребность. Главную опасность сейчас представляет для меня переохлаждение организма, но я надеюсь, что спальник все-таки от него защитит. Стало быть, на первом месте вода, после воды — пища. А там уже все остальное, что только можно будет прихватить. Десять галлонов воды находятся в камбузном рундуке прямо под входным трапом, поджидая меня всего в какой-то сотне футов; этого запаса при жестком нормировании хватило бы на срок от сорока до восьмидесяти дней. Теперь, когда корма поднялась над водой, туда будет нетрудно проникнуть. В кормовой каютке, прямо под палубой, к бортам подвешены два больших брезентовых мешка; в одном лежит месячный запас провизии, другой набит одеждой. А если я нырну в люк и сумею доплыть до форпика, то смогу достать гидрокостюм. Размечтавшись, я представляю себе, как меня будет согревать его толстая поролоновая подкладка.

Волны продолжают молотить по моему плоту, вдавливая его бока и заливая меня водой. Надувные камеры тверды, как тиковые бревна, но под этими могучими ударами гнутся, как вареные спагетти. Непрестанно вычерпывая воду кофейной банкой, я спрашиваю себя, сколько может выдержать плот, и с беспокойством вглядываюсь, не начинает ли он расползаться по швам.

Маленькая лампочка над головой освещает мой крошечный новый мирок. В духоте резиновой палатки под тяжкие удары волн и завывание ветра я то и дело мысленно возвращаюсь к картине крушения, снова и снова обдумываю намеченный на завтра план посещения «Соло». Скоро, конечно, всему настанет конец.

5 февраля

день первый

Я ЗАТЕРЯН ГДЕ-ТО НА ПОЛПУТИ МЕЖДУ ЗАПАДНЫМ Ошкошем и столицей страны Нигделандии. По-моему, во всей Атлантике вряд ли найдется более пустынное место. Я нахожусь примерно в 450 милях к северу от островов Зеленого Мыса, но, увы, путь к ним пролегает поперек ветра. А я могу только дрейфовать по ветру. В подветренном направлении расстояние до ближайшей судоходной трассы составляет 450 миль. А ближайшая суша, которую можно встретить, двигаясь по ветру, это Антильские острова. От них меня отделяет 1800 морских миль. Да, об этом лучше не думать. Прикинем, что надо сделать завтра. Надежда есть, вот только бы выдержал плот. Выдержит ли? Море неустанно атакует меня, порою безо всякого предупреждения. Нередко водный вихрь, предшествующий подходу волны, развивается уже перед самым ударом. Тяжелый вал с ревом низвергается на плот, молотит его и терзает.