Фрэнк Йерби - Гибель «Русалки» Страница 8

– Тебя послушать, – улыбнулся Джеральд, – можно подумать, что это твой единственный ребенок.

– Так и получается, – сказал Вэс раздраженно, – у двух старших щенков нет ничего от Фолксов, Джерри, ни единой капли. Настоящая горная шваль: слабосильные, с костлявыми коленями, соломой вместо волос, тупые до идиотизма. Если бы я не знал наверняка, что они мои, я мог бы поклясться, что ничего общего с ними не имею. Но они мои, поэтому каждый раз, как я гляжу на Тома и Мэтти, я готов расплакаться. Застрелить бы их, да пороху и пуль жалко!..

Ландшафт теперь стал более плоским, а сосны росли гуще. Они ехали в молчании – никто не решался нарушить раздумья Вэса. Негр, который правил лошадьми, ни разу за всю дорогу не раскрыл рта: из них всех только Вэс, охваченный молчаливой яростью, понимал почему. Он совершенно точно знал, о чем думал чернокожий: Вэс весь дрожал внутри, поскольку возница ни словом, ни жестом не давал ему повода выместить на нем злобу. Но вот теперь, когда начало темнеть, негр принялся мурлыкать какую-то песенку. Вэс дал исполнить ее дважды, а затем совершенно спокойно вытащил кнут. Негр посмотрел на него и вздрогнул.

– Ну-ка спой! – приказал Вэс. – Ты, проклятый черный ублюдок, пой вслух!

– Масса Вэс, – начал было негр, но Вэс напал на него с быстротой пантеры. Кнутовище угодило негру в лицо, и, хотя он был грузен, удар выбросил его из фургона в дорожную пыль.

Вэс спрыгнул вниз. В его глазах плясали огоньки холодной ярости.

– Спой это! – прошипел он. – Ты меня слышал? Пой!

Странно высоким для такого крупного человека, дрожащим голосом негр начал:

– Пусть я лучше буду тварью черной, и людьми, и Господом забытой… О Боже, масса Вэс, можно мне не петь?

– Тебе придется петь, Кэсс, продолжай.

– Чем проклятой…

– Продолжай, Кэсс.

– …белой швалью горной с красной шеей, тощей и немытой. – Кэсс кончил петь и стоял, покорно ожидая своей участи.

На губах Вэса Фолкса появилась улыбка.

– Хорошо, Кэсс, – сказал он тихо. – Забирайся назад в фургон. Если б я был горной швалью, я бы шкуру с тебя спустил, чего ты, наверно, и ждешь. Но я не белая шваль, и ты понимаешь это. Залезай обратно и правь. И все с этим. Ведь ты теперь знаешь, что со мной шутки плохи. Ты здесь достаточно давно, чтобы понять, что такое человек из рода Фолксов.

Кэсс вскарабкался назад на свое место. Вдруг, ни с того ни с сего, он заговорил:

– Да я-то хорошо знаю. Но дело здесь вот в чем, масса Вэс. С тех пор как ваш отец умер, некому было взять все в свои руки. Масса Джерри, он…

– Продолжай, – приказал Вэс спокойно. – Что там насчет массы Джерри?

– Это останется между нами, правда, масса Вэс? Вы ему не расскажете о том, что я сказал?

– Нет, Кэсс, продолжай.

– Ну, масса Джерри… он не тот Фолкс. Внешне он похож на Фолкса, но чего-то не хватает. Даже трудно сказать чего. Он не такой, как ваш отец, упокой, Господи, его душу, или ваш дядюшка Брайтон. Он вроде не знает, как браться за дело. Если бы не миссис Речел, все хозяйство давно бы уже полетело к черту. Стыдно это говорить, масса Вэс, но миссис Речел управляет всем хозяйством, да и массой Джерри тоже…

– Продолжай, – сказал Вэс.

– Она очень хорошая леди, миссис Речел, но, Боже милосердный, какой у нее крутой нрав! Кажется, она разочарована, что ей достался такой муж…

– Достаточно, Кэсс, – сказал Вэс тихо.

– Но это сущая правда, масса Вэс! И еще вам скажу: я уверен, что это масса Джерри убедил вашего отца отказаться от вас, когда вы попали в беду. Старый масса был уже болен тогда и…

– Я сказал – достаточно! – повторил Вэс, и, хотя он не повысил голоса, в нем послышался лязг стали, вкладываемой в ножны.

– Да, сэр, – поспешно сказал Кэсс. – Я молчу, масса Вэс…

– Хорошо, и держи язык за зубами, – сказал Вэстли Фолкс.

Утром, когда Гай ехал на лошади рядом с Вэсом, он почувствовал, что настроение отца поднялось. Теперь наконец сосны исчезли, пошли эвкалипты и кипарисы, а также далеко вымахавшие ввысь и вширь дубы. Рощи сменялись полями, простирающимися до края горизонта; вдоль борозд двигались чернокожие и пели.

– Все это, – сказал Вэс, – все это и даже больше того стало бы однажды твоим, мой мальчик, если бы твой отец не был проклятым Богом идиотом!

– Папа… – сказал Гай.

– Да, сынок?

– Как ты думаешь, то, что сказал Кэсс – ну, насчет дяди Джерри, что он убедил дедушку…

– Не думай об этом. Это болтовня негров, сынок, не более того. Джерри, в чем бы он ни был виноват, остается Фолксом. А Фолксы, хоть и бывали страшными грешниками – бездельниками, игроками и распутниками, всегда считались людьми чести…

– Вэс, – вмешалась Чэрити, – что ты говоришь мальчику?

– Он должен когда-нибудь узнать это, Чэрити. Пусть уж лучше у него будет естественная фамильная тяга к радостям жизни, чем другие пороки: мелочность, малодушие, низость. Гляди в оба, мальчик, через пять минут ты увидишь дом…

– Где мы будем жить, папа? – пропищала Матильда.

– Где нам следовало бы жить, Мэтти, – с грустью ответил Вэс, – но где мы жить не будем. Ничего, прежде чем ты выйдешь замуж, у нас будет дом не хуже, поверь мне на слово…

Фургон поскрипывал, продвигаясь вперед. То и дело за полями мелькала, извиваясь, река, блестя золотом на солнце. Быстрый почтовый пароход пыхтел вниз по реке, две его трубы фыркали, выбрасывая клубы черного дыма.

– Пароход за излучиной реки! – возбужденно воскликнул Том. – Фу-у-фу-у! Фу-у-фу-у!

– Бога ради, прекрати орать! – прикрикнул на него Вэстли. – Вполне допускаю, что тебе трудно не быть законченным идиотом – кровь сказывается, но, черт возьми, Том, сдерживай себя, когда я поблизости, или мне придется задать тебе трепку.

Том погрузился в угрюмое молчание. Фургон продолжал двигаться. Гаю казалось, что сам воздух полон ожидания. Мулы навострили уши и ускорили ход: Кэссу даже не пришлось их подгонять ударами кнута.

Внезапно кучер натянул поводья, все его черное лицо расплылось в улыбке, и он сказал, указывая рукой вперед:

– Вот он!

Гай почувствовал, как холодная дрожь пробежала у него по спине, когда увидел дом. Он стоял в конце дубовой аллеи длиной в две мили такой белый, что эта белизна казалась криком в темноте, полный величавого достоинства, даже великолепия, превосходившего самый смелый полет воображения.

– Фэроукс! – сказал Вэстли голосом человека, произносящего заклинание или молитву. Гай, почувствовав это, обернулся и взглянул на Вэса. И в первый раз в жизни он увидел слезы на глазах отца, слезы, которых Вэс и не думал стыдиться.

Кэсс встряхнул вожжами, и задние ноги мулов напряглись. Фургон тронулся, повернув на аллею, под сень гигантских дубов. Здесь было прохладно, дул легкий шелестящий ветерок, вздымая пыль.