Клайв Касслер - Сокровище Чингисхана Страница 8

— Командующий Тимур, ты вернулся после долгого отсут­ствия, чтобы и дальше исполнять свой долг воина, — прогово­рил хан скрипучим голосом.

— Как прикажет мне мой император, — ответил Тимур и глубоко поклонился.

— Поведай мне о своих приключениях, Тимур, и о той та­инственной земле, где ты потерпел кораблекрушение.

Пока Тимур рассказывал о страшном урагане, унесшем его корабль от берегов Японии, и о плавании по бурному морю, слуги внесли невысокие резные стулья. Тимур и его спутники сели. Выпив поданную ему чашку кумыса, Тимур продолжил свое повествование уже несколько живее. Он сообщил о том, как ему повезло, когда их корабль прибило к цветущему остро­ву, населенному дружелюбным народом. Он представил импе­ратору Маху, сообщив, что без него не смог бы найти катама­ран и выйти в море. Историю своих странствий он закончил

встречей с торговым кораблем под командованием капитана-араба, направлявшегося в империю.

—  Ты достойно пережил все трудности, — кивнул хан. — Земля, к которой тебя прибило ураганом, действительно так прекрасна и обильна?

—  Очень обильна, хан. Там прекрасный климат, много дож­дей, растут диковинные съедобные плоды и водится много рыбы.

—  Позволь поздравить тебя, император, — заговорил мор­щинистый старец с длинной седой бородой и бесстрастным лицом, тронный советник-конфуцианец, стоявший возле ложа. Ни сам Тимур со своими спутниками, ни его живописный рас­сказ, казалось, не произвели на мудреца никакого впечатле­ния. — Ты прибавил новые земли к своей империи.

—  Правда, что ты оставил на острове монгольский гарни­зон? — спросил Хубилай.

Тимур мысленно обругал хитрого конфуцианца, лишившего его славы первооткрывателя. Он понимал — оставшиеся на ос­трове люди давно забыли воинское искусство и превратились в рыболовов и домоседов, а верность хану они потеряли задолго до кораблекрушения.

—  Да, — солгал Тимур и слегка покраснел. — На острове остался небольшой отряд. — Он повернулся к Маху, пряча гла­за от позора, но тот все понял и лишь согласно кивнул.

Хубилай внимательно посмотрел мимо сидящих, на проти­воположную стену зала, словно на ней вдруг появились знако­мые ему лица и фигуры. Тимур подумал, что от постоянного пьянства у хана начались видения.

—  Я хочу увидеть этот чудесный остров, землю, откуда над моей империей встает солнце, — наконец мечтательно прошеп­тал Хубилай.

—  О да, хан, судя по его словам, это самый настоящий рай земной, — пробормотал конфуцианец и прибавил: — Прекрас­ная земля, как и всякая другая в твоей империи.

—  Ты знаешь, как доплыть туда, Тимур?

—  Нет, хан, я не моряк, но Маху может найти путь к остро­ву, он хорошо ориентируется по звездам и солнцу. Я уверен — на крепком корабле он обязательно доплывет туда.

— Ты хорошо послужил империи, Тимур, и верность твоя будет вознаграждена. — Хубилай начал задыхаться, закашлял­ся, изо рта его вылетел сгусток мокроты и расползся по шелко­вому халату.

— Благодарю тебя, мой император, — ответил Тимур, сно­ва поклонившись. Внезапно позади него возникли два воина из числа дворцовой стражи и проводили его вместе со спутни­ками из покоев хана.

С чувством горечи и сожаления покидал Тимур дворец. Ве­ликий Хубилай-хан оказался потрепанной старой оболочкой некогда энергичного грозного владыки, правителя империи, равной которой не знала мировая история. Безжалостный, как и его отец, Хубилай, отличавшийся от него мудростью, пони­мал значение наук. При нем они расцвели, как никогда преж­де. Он открыл дорогу купцам, ученым и путешественникам, ввел законы, провозглашавшие веротерпимость, щедро финансиро­вал географические открытия, содействовал развитию астро­номии и медицины. Просвещенный правитель, умевший смот­реть вперед, теперь превратился в полуживую развалину. «С его смертью, — думал Тимур, — все пойдет на спад, и в конце кон­цов империя рухнет».

Покидая величественный дворец, Тимур вдруг заметил, что рядом с ним нет Маху. Ему показалось странным, что старого вождя оставили в покоях императора. Несколько часов Тимур прождал его, но тот так и не появился, и в конце концов Тимур направился домой, в свою деревню, к семье. Он никогда больше не видел Маху, благодаря которому вернулся на родину, но часто вспоминал его, задаваясь вопросом о его дальнейшей судьбе.

Прошло всего два месяца, и гонцы понесли в города и де­ревни печальное известие — Хубилай-хан скончался. Здоровье великого императора не выдержало разрушительных действий возраста и алкоголизма. В Тату, городе, который он избрал сто­лицей империи, в ознаменование его славного правления была устроена пышная церемония. Позднее в южной части города, на том месте, где сейчас стоит Пекин, был сооружен алтарь. По окончании траурных церемоний погребальная процессия вы­ехала из города. Гроб Великого хана везли на богато украшеь ной повозке, за ней шла тысяча воинов, каждый из которых ве двух коней. Мрачный караван двинулся на север, в Монголии на родину Хубилай-хана, где в горах Хангай, в тайном мест была вырублена громадная усыпальница. Гроб с телом Xyбилай-хана поместили туда, вместе с животными и наложниц; ми, положив рядом несметные сокровища, собранные со все империи. Дабы никто не нашел места захоронения Великого хана и не нарушил его загробного покоя, всю прилегавшую усыпальнице территорию затоптали копытами коней. Каменетесов и строителей, вырубавших усыпальницу, казнили сразу же после завершения ими работы, как и воинов, сопровождавших процессию. Командирам же под страхом смерти запрет ли разглашать место захоронения. Спустя несколько коротких лет история потеряла след усыпальницы Хубилай-хана, а память о нем рассеяли ветры, что неустанно проносятся по склонам гор, поросших густыми лесами.

Тысячью милями южнее, на рассвете, крупная джонка oтшвартовалась от причала в Шанхае и тихо заскользила вниз по Желтой реке, к Тихому океану. Это было одно из немногих больших торговых судов императорского флота, способных бороздить океан, двухсот футов длины, с четырьмя мачтами и десятком парусов. Поскольку в империи Юань еще продолжался траур, обычный государственный флаг на джонке не был поднят как, впрочем, и какой-либо другой.

Несколько человек, находившихся на берегу, удивились столь раннему и скромному, почти незаметному отплытию океанской джонки — суда такого класса обычно провожали с большой помпой, — и только единицы отметили, что на борту её находится вдвое меньше экипажа, чем обычно. На палубе рядом с капитаном джонки стоял темнокожий старик с длинными седыми волосами. Он показывал рукой на небо и что-то говорил на странном, незнакомом языке. Величественная джонка уплывала от берегов цивилизованного мира к далекому, ешё не нанесенному на карты острову, затерявшемуся посреди бескрайних вод.