Макс Брэнд - Одиночка — Джек Страница 10

Итак, Дэвид вышел за дверь вместе со своим братом, совершенно ошарашенный увиденным: многие его представления о людях и событиях в этом мире будто перевернулись в его голове.

Он наблюдал за Эндрю, пока тот с величайшей заботой отвязывал от стойки взмыленную дрожащую измученную кобылу, с которой только что слез беглец. Дэвид заметил, что бока лошади покраснели от многочисленных ударов шпор. Эндрю отвел ее в стойло, набросал вилами отборного сена и насыпал в кормушку зерна. Потом кликнул конюха и приказал ему обтереть лошадь, пока та ест.

Наконец Эндрю вышел на воздух вместе с братом.

— Чего ты этим добиваешься, объясни мне наконец? — попросил Дэвид.

— Не знаю. Может быть, и ничего. Или, возможно, если сам когда-нибудь окажусь в бегах, эти люди будут добры ко мне. Или, если ничего не случится, я просто буду спокойно спать по ночам.

— И так ты поступал все эти годы?

— Да, с тех пор, как сделал свой выбор и построил этот дом.

— И, несмотря на все твое великодушие, ты ни разу не смог добиться беспристрастного правосудия? Понимаешь, брат, это плохо характеризует тех людей, которых ты здесь привечаешь!

— Одно дело — гостеприимство, другое — тонкости законодательства. Эти люди не любят закон. У многих из них на то есть причины — причины самые основательные, — чтобы его не любить. Но в то же время они предоставляют мне огромные преимущества. Порядочность никогда не пропадает здесь втуне. Я могу проехать через самые дикие здешние места без ружья и ни разу не подвергнуться ни малейшей опасности. Я люблю этих людей и думаю, что и они меня тоже любят. Эта обоюдная симпатия — вполне достаточная награда для меня за те деньги, которые я трачу, заведя у себя в доме что-то наподобие бесплатной гостиницы, как хочешь это называй. Шодресс и его команда могут вольничать с моим скотом сколько угодно, но они знают, что я жду подходящего часа, чтобы настигнуть их с поличным. Несмотря на это, я могу прямиком въехать в Джовилл, где Шодресс — царь и бог, и буду почти в такой же безопасности, как в настоящий момент у себя дома. Поверь, я неплохо поработал, чтобы заслужить репутацию, которая позволяет мне так говорить, а на поддержание доброго имени стоит тратить и деньги, и силы. Именно поэтому я могу верить в то, что и ты уцелеешь в Джовилле, если в самом деле собираешься осуществлять здесь свои идеи. Но если бы ты не был моим братом, то и пяти минут бы не продержался в этом городе, едва раскрыл свои карты!

Дэвид слушал брата с величайшим вниманием, и это являлось еще одним доказательством того, что он с этого дня вступил в совершенно иной, отличный от его прежнего, мир.

— Теперь скажи мне честно, Эндрю, — попросил он, — что я должен делать, чтобы выжить в этой части Штатов?

— Скажу в двух словах. Прежде всего забудь про свои светские манеры; помни, что здесь нужно быть простым и честным. Я не хочу думать, что ты притворяешься или задираешь нос. Но там, где мы с тобой появились на свет, — это само по себе уже кое-что значит. Мы фантастически богаты и родом из старинной семьи; мы принадлежим к касте избранных, и потому большинство людей, с которыми мы встречаемся, заранее нам верят. Но стоит нам выйти за границы нашего мира, положение сразу меняется. Здесь о человеке судят по тому, как он себя проявляет в той или иной ситуации. Если он богат или происходит из старинной семьи, это говорит скорее не за него, а против. Здесь ничего не принимают на веру. Здесь при малейшем проявлении тщеславия или манерности презрительно кривятся губы. Ты понял меня, Дэвид? Поэтому будь прост, честен и открыт. Говори с любым человеком так, словно он твой родной брат, — но брат, который нимало не интересуется твоим прошлым величием и твоими будущими успехами. Если ты можешь сообщить что-нибудь важное или интересное — говори. В противном случае заткнись и молчи, пока тебе не придет в голову нечто такое, что другим стоит выслушать. И помни, что парень, с которым ты разговариваешь, пять минут назад даже не знал твоего имени и что он забудет его пять минут спустя. Самое веское и значительное, что можно сказать о человеке в краю скотоводов, — это то, что он человек порядочный. А это значит честный, но даже больше, чем честный. Великое множество «порядочных» людей, без сомнения, частенько блефуют, играя в покер, и могут иной раз увести коровку-другую ради забавы или ради бифштекса. Но это люди, которые не бросают друзей в беде; это люди, которые не скажут лишнего о тех, кто не может сам защитить свое доброе имя; это люди, которые разделят с тобой последний доллар и последний глоток виски не потому, что ты с ними в дружбе, а потому, что ты в этом нуждаешься. И вот, Дэйв, я надеюсь и молюсь, что меня теперь знают в этой части света как человека порядочного, и, прежде чем ты со мной расстанешься, я хочу, чтоб и тебя считали таким же. А когда один из этих ковбоев, что у меня работают, скажет, что мой брат «парень что надо, это уж точно», я буду знать, что ты прошел испытание и посвящен в рыцари!

— Я постараюсь об этом не забыть, — тихо сказал Дэвид. — Ну, Энди, игра становится потруднее, чем охота на тигра, и она почти так же опасна.

Помолчав несколько минут, Дэвид спросил:

— Это Команч опять на луну воет или зовет свою стаю?

— У него никогда не было стаи. Он всегда был одиноким волком.

— Должно быть, адски трудно выжить здесь, не имея даже напарника.

— Он один из тех странных полукровок, которые никогда не могут найти себе место, — задумчиво ответил старший брат. — В нем слишком много от волка, чтобы чувствовать себя своим среди собак, и слишком много от собаки, чтобы жить с волками. Он слишком дик, чтобы его можно было приручить, но, может быть, судя по тому, что мы о нем знаем, слишком приручен, чтобы жить на природе как дома.

— Ты делаешь из собаки проблему, — улыбнулся Дэвид.

— Почему же нет? Говорю тебе, Дэйв, я никогда не поверю, что сильный человек может опуститься. Если человек хороший, так он и останется хорошим, и негодяем не станет, сколько бы его жизнь ни била и ни трепала.

— Фу! — сказал Дэвид, который из них двоих был более здравомыслящим. — Ничего подобного. Мало ли что таится в человеке до поры до времени, но жизнь все равно вытащит это на поверхность — и хорошее, и плохое. А потому нечего проливать слезы над волкодавом! Это свирепый зверь, поверь мне, и у него только один способ приблизиться к человеку — вонзить ему зубы в глотку!

— Но, Дэйв, ты же сам видел, как он нянчился с Одиночкой Джеком, словно мать с ребенком!

Дэвид замолчал, улыбнувшись, и ушел в комнату, которая была отведена для него. Он заканчивал распаковывать вещи, когда хозяин ранчо прошел в свой кабинет, дверь которого выходила на отдельную маленькую веранду. Эта открытая дверь служила как бы знаком того, что к мистеру Эпперли может войти любой и поговорить о своих делах.