Макс Брэнд - Одиночка — Джек Страница 13

Фермер покачал головой и объяснил:

— Тебе не грозит здесь опасность, разве что сам поставишь себя в опасное положение.

— Меня мало тут знают, ведь так? — спросил Одиночка Джек, и в его слабой улыбке странно смешались тщеславие и уныние.

— Вообще не знают, — ответил фермер.

Одиночка Джек промолчал. Лицо его хранило по обыкновению непроницаемое выражение, но было ясно, что он не питает ни малейшего доверия к тому, что слышит. Эпперли счел нужным пояснить.

— Новости медленно доходят сюда, — сказал он. — Газеты успевают устареть, прежде чем попадут к нам в руки. Самым свежим и то бывает не меньше месяца, так что поневоле привыкаешь читать прессу как древнюю историю. И в этом случае внимание, как водится, привлекают сами истории, но не имена людей. Половина здешних жителей, если спросить их, с трудом припомнят имя нынешнего президента Соединенных Штатов, потому что оно для них не имеет значения. Что имеет значение в краю скотоводов — так это имя вашего хозяина и имена лошадей, на которых вы ставите на скачках. Все остальное считается лишним. Понял меня? И Одиночка Джек Димз со списком отправленных им на тот свет длиной с его руку здесь значит не больше, чем ковбой Джек Димз, если он пожелает начать с этого. А уж только потом, спустя время тебя будут считать таким, каким ты себя покажешь!

Может быть, Эпперли слегка и погрешил против истины, но по крайней мере нарисовал картину, которая привлекла хоть какое-то внимание молодого человека, а это было именно то, к чему стремился фермер.

— Странное рассуждение, — удивился Одиночка Джек. Он смотрел прямо перед собой, но как будто разглядывал что-то. — Очень странное рассуждение, — повторил он. — Вы сами-то хоть наполовину верите в сказанное?

— Целиком и полностью.

— Вы считаете, Эпперли, что я действительно могу разгуливать по улицам коровьего городка и позволять людям видеть мое лицо, такое, как оно есть, каким Бог меня создал?

— Именно так я и считаю.

Димз хмуро уставился в пол.

— Почему же, ты думаешь, столько тысяч людей сбежали на Запад? Потому что преступления жгли им пятки на Востоке. Но здесь они затерялись. И думаю, не менее половины из них стали достойными людьми. Четверть из них наполовину хорошие, наполовину плохие — это зависит от того, как вы к ним относитесь. Остальные родились плохими и останутся плохими, потому что идут, куда их несет, и сначала делают, а потом уже думают. Большинство из них, по крайней мере.

Димз кивнул.

— Я вижу, вы верите в то, что говорите, — пробормотал он. — Но это, должно быть, очень странное чувство — гулять по улице, засунув руки в карманы… беззаботно… сидеть в доме, не прижимаясь спиной к стене…

Он замолчал, и сильная дрожь сотрясла его тело. На мгновение он стал в точности похож на волка, сидящего у его ног, и, будто почувствовав что-то неладное, Команч поднял голову и посмотрел в лицо своего господина, с легким ворчанием приподняв верхнюю губу и обнажив блестящие зубы.

— Ладно, — вздохнул Димз, — сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь узнает меня в лицо и получит за хорошую память одиннадцать тысяч долларов?

— Он не будет стрелять тебе в спину, — сказал фермер, — потому что, если он такое учинит, через две минуты будет болтаться на веревке, как бумажный змей, и вздернут этого мошенника его же собственные соседи. Возможно, он не сумеет даже выстрелить тебе в грудь. Уж об этой опасности, я думаю, тебе не придется постоянно беспокоиться.

— Вы все время говорите о каком-то одном человеке.

— Да, так и есть. Мы никогда не позволим двоим напасть на одного. Здесь это не принято!

— Что ж. — Одиночка Джек усмехнулся, и его лицо внезапно и странно просветлело. — Если то, что вы сказали, правда, я смогу прожить ближайшие пять лет в безопасности, какой у меня еще никогда не было!

— Пять лет, парень? Да, может, и все пятьдесят!

— Я не дурак, — тихо сказал Одиночка Джек.

— Сколько ты рассчитываешь пробыть на Востоке?

— Они шли за мной по пятам. Может, пять дней. Может, пять недель. Если повезет, я могу выдержать и целый год. Но трудно в это поверить. За последние девять месяцев они дважды ловили меня.

— Так что ж, ты собираешься умереть?

— Ну нет! Я собираюсь вернуться и сменить руку в игре. Вы же знаете, никто не любит останавливать игру, когда ему везет!

Фермер пристально посмотрел на него. В присутствии этого мальчишки он снова почему-то испытывал чувство полной беспомощности. Ему было доступно многое, но он никогда, как казалось, не смог бы проникнуть в глубину души этого человека.

— Позволь сказать тебе еще кое-что, — обратился к нему Эпперли. — Если будешь поступать как порядочный человек, то сможешь жить здесь очень долго, хоть до конца своих дней. Я верю в это. И к тому же у тебя будет вдоволь дела, причем любого, сколько и какого ты захочешь! Но я бы сказал, что ты прямо сейчас можешь найти себе основное занятие, если примешь предложение, которое я тебе сделаю.

— Я слушаю вас.

— У меня здесь живет сейчас мой младший брат, парень кристально честный, прямой, искренний, открытый. У него сильные руки, острый глаз, он хорошо стреляет и разумен при этом. Получил юридическое образование и обещает сделаться не худшим из юристов. Но за всю жизнь он научился проявлять интерес лишь к одной вещи — его всегда тянуло поучаствовать в большой игре. Теперь наконец у него появилась идея на этот счет, и он ею страшно увлекся: собирается стать поверенным в делах, поехать в Джовилл, принадлежащий грабителю скота Шодрессу, и заняться ведением процессов, которые я и другие скотоводы хотим возбудить против некоторых нечестных дельцов. Но там, в городе, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша, хотя он способен сразиться с любым человеком, особенно с ружьем в руках. Но он не понимает, что на Западе оружием владеют с колыбели, совершенствуя свое искусство попадания в цель. Таково большинство здешних любителей пострелять, не то что он, который это делал время от времени. И прежде, чем он проживет хоть день в городе, один из этих умельцев непременно сцепится с ним и прострелит ему сердце еще до того, как он упадет на землю. Ты понимаешь это?

— Да, — спокойно ответил Димз. — Я не раз видел, как это делается.

Эндрю Эпперли не попросил объяснить более подробно. Но он не мог не задуматься, где и когда Одиночка Джек видел, как это делается, и был ли он зрителем или участником подобного действа.

— И вот, — сказал Эпперли, — какова цена, которую я хочу заполучить от тебя, — цена, которую ты должен уплатить мне за Команча и за твою спасенную жизнь, за то, что мы выловили тебя с братом из реки. Ты должен поехать с Дэвидом в Джовилл и попытаться защитить его первые десять дней. После этого, думаю, он сам встанет на ноги, узнает поближе этих людей, и люди узнают его, и, полагаю, тогда ни одна из сторон не будет позволять себе вольности по отношению к другой. Но первые десять дней могут стать роковыми. И говорю вам, Димз, что если вы сможете присмотреть за моим братом в этот весьма критический период, то, весьма вероятно, сохраните миру полезного гражданина, который родится из бесполезного прожигателя жизни!