Харка, сын вождя - Лизелотта Вельскопф-Генрих Страница 25

Танец был утомительным. Ровное, монотонное пение так глубоко проникало в сознание слушателей, что они уже не могли думать ни о чем другом, кроме как о бизонах, а их голодные желудки аккомпанировали заклинателям. Казалось, сама природа кричит: «Бизоны!» Это слово слышалось и в шуме реки, и в шелесте травы. Так продолжалось и день, и ночь, и еще один день. Танцующие, разведчики, женщины и дети испытывали все бóльшие муки голода. Женщины уже начали отлавливать и закалывать собак. Мясо откормленных собак считалось у дакота лакомством, но откормленных собак давно уже не было и в помине: от них остались только кожа да кости. К тому же собаки стали осторожней и недоверчивей, а многие убежали в прерию, чтобы охотиться, вместо того чтобы грызться друг с другом за жалкие крохи, перепадавшие им в лагере, да еще и рискуя при этом оказаться на вертеле.

Танец длился уже пятый день. Вигвамы были полны заунывных звуков, а в желудках их обитателей давно уже не было ничего, кроме жесткого собачьего мяса. Уцелевшие собаки убежали подальше от лагеря. Сыновья Большой Медведицы мрачно смотрели на погружающиеся в сумерки мутные воды реки, из которых дети, к счастью, все еще умудрялись выуживать каждый день по несколько рыбин. Вожделенные стада бизонов не появлялись. Непрерывающийся танец пока еще не дал никаких результатов, но уже отнял у дакота столько сил. Хавандшита больше не показывался людям на глаза. Он сидел в своем закрытом вигваме и «говорил с духами».

Все думали только об одном: что делать? Даже Молодые Собаки совещались. Зимой бизоны пасутся на юге, а весной возвращаются на север. Они должны вернуться! Ведь они всегда возвращались. Но они не показывались. На юг они ушли, в этом не было сомнений. Все помнили большую осеннюю охоту и богатую добычу. Но вот зима миновала, и мясо было съедено, а бизоны не возвращались. Пауни тоже ждали их.

«Иначе мы умрем от голода», — думал каждый. Но вслух этого никто не произносил. Пойти на юг, навстречу бизонам, было бы самоубийством. Ведь на пути стоял военный лагерь пауни, которые тоже пели: «Дай нам бизонов…»

Харка видел, что отец не только похудел, как все остальные, но стал молчаливым и мрачным. Он почти не давал себе покоя. То и дело он вставал в круг, чтобы как вождь и первый воин, как самый главный человек и лучший охотник племени с рогатым черепом бизона на голове и белым горностаевым мехом на плечах вместе со всеми воззвать своим сильным голосом к Великому Духу:

Но бизонов все не было. Последние скудные запасы пищи в лагере строго распределялись. Дети весь день проводили на реке со своими удочками, чтобы хоть как-то помочь взрослым. Если в ближайшее время положение их не изменится, придется решаться на какие-нибудь отчаянные меры.

Молча стоя с удочкой на берегу или по пояс в воде, Харка поглядывал на запад, где темнели горы. Там, в лесах, должна быть дичь. Может, им придется двинуться дальше, вверх по течению реки, в сторону гор, которых никто из них не знал и в которых, возможно, тоже жили чужие и враждебные им племена, как и на юге. Но если уж им не остается ничего, кроме гор и лесов, то, может, не стоило уходить от Черных холмов? Тем более что дичи им все равно надолго не хватит.

В один из этих дней Харка лежал на вершине плоского холма, спрятавшись в траве. Вокруг гудели жуки и порхали бабочки, но он, не замечая их, напряженно всматривался в даль. Он ждал возвращения Четана из дозора. У них не принято было посылать в дозор юношей, еще не посвященных в воины. Но мужчин не хватало, и поэтому старшим подросткам приходилось выполнять опасные задания. Харка в эти дни суровых испытаний старался постоянно быть рядом со своим старшим другом, который был для него и примером для подражания, и самым надежным источником новостей.

Солнце закатилось за горизонт. Голую, щемяще пустынную и унылую прерию оглашали звуки нескончаемой песни-заклинания. Шум реки усиливался: снег в горах таял все быстрее, и река становилась все полноводней.

Харка ни о чем этом не думал, он ждал друга в надежде, что тот принесет новые известия. И вот наконец Четан — уже в темноте, озаренной лучами первых звезд, — вернулся и, как они условились, на минуту заглянул к Харке. В его движениях была какая-то