Харка, сын вождя - Лизелотта Вельскопф-Генрих Страница 3

В темноте вдруг вспыхнули искры. Из-за непрерывного гула Харка не мог слышать чирканье огнива. Теперь он увидел отца с кресалом в руке и мощную струю подземного источника, бьющую сверху, из бокового ответвления пещеры, и водопадом низвергающуюся в неведомые бездны горы.

Искры погасли. Отец встал, взял Харку за руку и осторожно повел его назад к выходу. Через несколько минут он отпустил руку мальчика: опасность оступиться или, поскользнувшись, полететь вниз миновала. Харка молча следовал за ним, и вскоре они достигли отверстого зева пещеры посреди отвесной скалы. Гул и шум стихли, они больше не слышали ничего, кроме далекого мелодичного отзвука. Они опять увидели верхушки деревьев, колеблемые ночным ветром, а над скалами и лесом вновь сияли звезды, недосягаемые и невозмутимые.

Закричал сыч.

Вождь нащупал концы лассо, стянул его вниз и на этот раз зацепил веревку за выступ скалы. Спустившись вслед за ним на землю, Харка пошел по пятам за отцом, устремившимся поперек склона от южной стороны горы к западной. Маттотаупа все ускорял шаг, и сын снова лишь с трудом поспевал за ним.

Наконец они пришли к грозному водопаду необычайной ширины, низвергавшемуся из горной расселины. Толщи воды с грохотом падали вниз с отвесной скалы и устремлялись в небольшую речку у подножия массива.

Вождь остановился. Здесь было светлее, оттого что деревья, расступившись, образовали небольшую поляну, освещенную сиянием звезд и мерцанием воды. Маттотаупа велел сыну немного поспать. Харка исполнил его приказ неохотно. Но ему хотелось показать отцу, что он умеет владеть собой в любых условиях. Он свернулся калачиком на мягком мхе и, поеживаясь, уснул.

Проснувшись, он увидел, как рождается новый день. Мрак рассеялся, луна и звезды словно выцвели, небо, деревья, скалы и мох постепенно обретали свои привычные цвета, а в лучах восходящего солнца плясали разноцветные искры водопада. Пели птицы, резвились белки, жук с гудением устремился на поиски пищи. Было холодно — холоднее, чем ночью. Серебряная роса на сухих листьях и иголках, устилающих землю, казалась инеем.

Харка увидел отца, внимательно осматривавшего подступы к водопаду и речке, по-видимому в поисках следов. Но, кроме нескольких следов зверей, приходивших на водопой, ничего примечательного здесь не было. Вождь присел рядом с сыном.

— В пещере был человек, — медленно и очень серьезно произнес он. — Вода, которую мы там видели, выходит из горы здесь.

Харка внимательно осмотрел водопад. Неужели человек может живым выбраться из горы с этой быстрой водой? Маловероятно, но возможно.

— Надо подождать здесь несколько дней, — прервал его мысли отец. — Если чужой человек не погиб в пещере, он постарается выбраться наружу. Но ты ведь знаешь: мы должны покинуть стойбище и отправиться на поиски бизонов, и мне как военному вождю надлежит вести людей. Я не могу остаться здесь. Придется прислать сюда воина, чтобы тот наблюдал за водопадом. Потом он найдет нас по следам. Беги к стойбищу и передай Белому Бизону все, что я сказал тебе. Я буду здесь, пока меня не сменят. Ты понял меня?

Харка пустился в путь. Несмотря на усталость, он был слишком возбужден, чтобы осознавать это, и легко помчался вниз по склону в сторону стойбища. Его не переставал мучить вопрос: зачем отец водил его ночью в пещеру? Какую тайну он хотел ему открыть? Из-за встречи с чужаком все пошло не так, как он предполагал, и тайна, в которую Маттотаупа собирался посвятить своего сына в последнюю ночь на родине предков, так и осталась тайной. Томясь догадками и предчувствиями, Харка наконец достиг стойбища, которое покинул на закате вчерашнего дня.

Круглые остроконечные вигвамы из выделанных шкур стояли на обширной лесной поляне у реки. Жилища шамана, военного вождя и вождя мирного времени, а также вигвам, предназначенный для совета старейшин, были украшены магическими знаками, нарисованными яркими красками, которые индейцы искусно изготавливали из разных минералов. Вигвам Маттотаупы выделялся изображениями больших четырехугольников. Тяжелые кожаные стены освещало солнце. Мать Харки откинула полы шатра с восточной стороны, отвязав их от вбитых в землю кольев, и внутрь хлынули воздух и свет. Харка увидел очаг посреди отцовского жилища, вертикальную струю дыма над ним и глиняную посуду. У очага сидела бабушка и шила одежду. Десятилетняя сестра и девятилетний брат Харки внимательно следили за ее ловкими пальцами. Мать перед входом занялась свежеванием зайца. Харка только теперь почувствовал, как сильно он проголодался; уже несколько недель все жили впроголодь, но он совладал с собой. Ему нужно было выполнить приказ отца, и он сразу направился в соседнее жилище, к Белому Бизону.

Вигвам вождя был закрыт. Как и все последние дни. Вождь был болен. Не помогали даже заклинания шамана. Белый Бизон таял на глазах, хотя на теле его не было ран. Харке становилось не по себе при мысли о невидимой смерти, изнутри вгрызавшейся в плоть вождя. Из соседнего вигвама, разрисованного змеями и Гром-Птицами, в котором жил шаман, послышались глухие заклинания, и мальчик поднес руку к губам, чтобы тихо обратиться к Вакан-Танке[3], Великой Тайне, непостижимой и незримой, окружавшей и наполнявшей все, что он видел и слышал.

Собравшись с духом, он вошел в вигвам Белого Бизона.

Внутри царил полумрак. В глубине жилища тихо и как будто безучастно сидела женщина, сложив руки на коленях. Похожее на кимоно кожаное платье с бахромой на рукавах и подоле мягко облегало ее фигуру. Она печально взглянула на мальчика, остановившегося перед очагом. Белый Бизон лежал на ложе из звериных шкур с плетеным подголовником из ивовых прутьев. Лицо его осунулось, руки истончились. Едва заметным жестом он показал, что готов слушать. В ногах у него стоял его единственный сын Шонка, юноша пятнадцати лет, обнаженный, в одном лишь поясе. Харка потупил взор. Он не любил Шонку. Между ними давно уже возникла эта странная неприязнь, проявлявшаяся в сотнях мелочей и по множеству поводов,