Макс Брэнд - Джон Кипящий Котелок Страница 37

— Но что общего могло быть у нее с этим хамом? — полюбопытствовал я в недоумении.

— Она приглядывается к каждому мужчине и никогда не составляет о нем мнение по первому взгляду. А больше всего Дженни ценит силу — силу, силу и силу! Я до сих пор ей не безразличен, поскольку она знает, что я силен. И Ормонд ей понравился именно потому, что его голос был громок, а манеры — грубы. Она решила, что за его дикостью должно скрываться нечто стоящее.

Поняв, к чему идет дело, я отвел Ормонда в сторонку и сказал ему, что если он до сих пор не нашел более или менее подходящего противника, то мне хотелось бы попробовать выступить в этой роли.

Он был не только дурно воспитан, но еще и кровожаден: стал расписывать, с каким наслаждением меня прикончит, а потом притащит за ногу обратно в Эмити. Какое-то время я его слушал, а затем взял да и съездил ему по уху. Он, естественно, схватился за револьвер, но я был слишком зол, чтобы разделаться с ним обычным способом. Поэтому подмял под себя мистера Ормонда, обезоружил его, и… Нет, мне стыдно сказать, что я с ним сделал!

— Неужели застрелил безоружного — из его же собственного револьвера?

— Нет, не то! Я его не застрелил… Даже ножом не воспользовался — вот, что самое ужасное!

Я посмотрел на его большие руки и содрогнулся. Дальнейшие разъяснения были не нужны. В этих пальцах заключалось чудовищная, поистине нечеловеческая сила!

— Последнего звали Льюис Марканд, — продолжил Грешам. — Он, кажется, был из Канады. Говорил со странным, но довольно благозвучным акцентом. Образован, изъяснялся на трех языках так же хорошо, как на английском, И денег у него куры не клевали. Словом, это был настоящий джентльмен. Повстречав Дженни, он сразу потерял голову, и, по-моему, она тоже была к нему не совсем равнодушна.

Так что пришлось мне и его вызвать на беседу. Бедняга сразу все понял. Сказал, что плохо знаком с огнестрельным оружием, однако готов решить наш спор с помощью других средств. Мы продолжили разговор на ножах, после чего я собственноручно похоронил. Марканда в горах.

И долгое время был спокоен, пока здесь не появился ты!

Глава 26

КЛИН КЛИНОМ

Грешам был так разъярен, что я испугался, как бы он не схватил меня за глотку и не размозжил мне голову. Он не впал в буйство, но в его глазах полыхал огонь, от которого становилось жутко.

— Да я и виделся-то с ней всего два раза! — пролепетал я, чуть ли не заикаясь от ужаса.

Да, представьте себе, был готов уползти в сторону — настолько велик был мой страх!

— И после второго раза она уже стала присылать тебе письма?

Наверное, я должен был спросить себя, откуда ему это известно. Но в тот момент моя голова была занята другим — я думал о том, как спасти мою шкуру. Питер Грешам, такой холодный и выдержанный в других обстоятельствах, был свиреп как тигр, когда, прекратив расхаживать по комнате, встал у моей кровати и устремил взгляд на пепельницу, в которой лежал пепел от письма Клемента.

Разумеется, я понял, что означает его взгляд. Грешам решил, что письмо было от нее, и неистовая ревность пожирала его с того самого момента, как он вошел в комнату. Ясно, что от этой догадки мне не стало легче. Но теперь хоть знал, что любые мои объяснения будут пустой тратой времени. Поэтому и не стал ничего объяснять.

— Да, одно письмо она мне написала, — подтвердил я.

— И о чем же, позволь полюбопытствовать?

Я не верил своим ушам! Хорошенькие дела! Воспитанный джентльмен требует рассказать ему, что пишет мне девушка! Грешам заметил, как изменилось мое лицо.

— Ах, тебе не нравится, Шерберн? Ведь вижу, что не нравится! Скажи-ка, почему?

Откинувшись на подушку, я закрыл глаза, сосредоточенно думая над ответом, но, когда открыл их, к невообразимому ужасу увидел, что надо мной склонилось перекошенное от злобы лицо Грешама, а его скрюченные пальцы уже в дюйме от моего горла.

— Ах ты, подлец, лживый ублюдок! — зарычал он.

Ясное дело, меня охватила паника. Представьте, что близкий вам человек — ваш брат или отец потерял рассудок и хочет лишить вас жизни! Нет, это было еще хуже, поскольку я считал Грешама чуть ли не святым, и моя вера в него была до сих пор незыблема, как скалы, со всех сторон окружавшие Эмити!

Сделай я хоть одно движение, пытаясь избежать расправы, он, вероятно, свернул бы мне шею, как цыпленку. Но я просто посмотрел ему в глаза, что стоило немалых усилий, и произнес:

— Грешам, ты ведешь себя как слюнтяй и жалкий трус!

Знаете такую поговорку — клин клином вышибают? Вот так примерно я и решил действовать. Мое оскорбление было для Грешама словно ведро холодной воды, выплеснутой ему в лицо.

Он встрепенулся, выпрямился во весь рост, а потом принялся расхаживать по комнате тяжелыми шагами. В эту минуту Питер был похож на негодяя из мелодрамы, которого разоблачают в последнем действии. И хотя я был сильно напуган, меня все же позабавило это пришедшее на ум сравнение.

Шагая взад-вперед, он бормотал:

— Господи, какой же я болван! Нельзя же так, черт побери! — Затем, подойдя к окну, произнес громче: — Шерберн, старина, прости меня ради Бога, что попортил тебе кровь!

Говорят, сумасшедшему нельзя угрожать ни в коем случае. Я видел, что на Грешама нашло временное помешательство, однако стоило ему несколько отдалиться, как я потянулся к ремню и в каждой моей руке оказалось по кольту.

Заметив это, Грешам устало улыбнулся:

— Ни к чему! Я пришел в себя. Вся дурь уже выветрилась из моей головы, дружище.

— Чудесно! Но из моей еще не вся выветрилась! Только попробуй потянуться ко мне своими лапищами, сито из тебя сделаю! Я не шучу, Грешам, клянусь всеми святыми!

Хотите — верьте, хотите — нет, но, несмотря на то что на него грозно смотрели два дула, Грешаму хватило безрассудства снова зашагать по комнате пружинистой походкой.

И он опять заговорил о ней. Из-за этой девушки Питер стал безумцем. Я никогда не видел ничего подобного — это была уже не любовь! Это был неуемный аппетит после затяжного голода. Грешам так долго ее вожделел, что теперь при одной мысли о ней его начинало лихорадить.

Я решил подбросить ему здравую мысль — можно сказать, швырнул ее словно кость изголодавшейся дворняге.

— Грешам, послушай, прежде чем ты окончательно спятишь, не хотел бы ты взглянуть фактам в лицо? Пойми, ты же тронулся на этой почве. Иначе не отправил бы на тот свет четверых человек!

Теперь его лицо стало скорее грустным, нежели рассвирепевшим.

— Хочешь, скажу тебе, отчего Дженни меня хоть сколько-нибудь да ценит? — спросил он.

— Я знаю. Видит в тебе достойного и привлекательного мужчину с хорошей репутацией, неплохими доходами и так далее. Еще бы она тебя не ценила!