Макс Брэнд - Поющие револьверы Страница 42

— Ладно, — сказал Каредек. — Замнем этот вопрос.

Он пошел дальше, а маленький человечек направился за ним, дергая его за рукав.

— Но я же хочу помочь тебе, Оуэн! Я не хочу, чтобы ты уходил. Если мы выберем другого шерифа, это будет стоить мне несколько тысяч долларов. Это ты очистил округ от бандитов.

— Но не от Райннона, — ответил шериф.

— Да к черту Райннона! — воскликнул банкир. — Что он вообще такого сделал? Ну, пару раз ограбил по мелочи! Так это всего лишь по мелочи. Это даже принесло нам пользу. Он не дал городу зажиреть, когда мы стали слишком спокойны. Но что тебя заставило это сделать? Ты мне скажешь?

— Вы ведь и так все знаете, — сухо ответил шериф.

— Ди говорят, — сказал банкир, — что Джон Гвинн — это ни кто иной, как Райннон.

— Ладно, — сказал шериф. — А вам не пришло в голову, что Эннен Райннон — это ни кто иной, как Джон Гвинн?

Он пошел дальше, все так же предпочитая не замечать ничего странного в приветствиях, которыми его встречали люди. Подойдя к домику, немного постоял у калитки в сад, восхищаясь участком.

У сада не было другого входа. Внутри лежала ровная, слежавшаяся земля, из которой росли чахлые остатки розовых кустов. В это время на них не было ничего, кроме колючек, но Каредек держал их ради сентиментальных воспоминаний о своей матери. Потому что когда она была жива, здесь, на дворе густо цвели самые разные цветы. И никогда работа по дому не занимала у нее столько времени, чтобы не оставалось на тяжкую и грязную работу в саду — пока он с братишками играл в уличной пыли.

Шериф подумал об этом, когда посмотрел на спекшуюся, твердую землю сада.

Он был жестким человеком, но что-то смутное зашевелилось в его душе и поднялось к горлу, что-то похожее на невысказанные навеки слова.

Слева виднелись руины дома — трех комнат, сгоревших, когда он был мальчишкой. Шок от пожара убил мать. Он всегда считал, что ей было жалко не столько дом с обстановкой, сколько гибель ее любимых вьющихся роз, которые дважды в год закрывали дом благоухающей сетью белых и темно-красных цветов. Осталось лишь несколько коротких обломков лоз, вот и все.

Для прохожего этот побитый солнцем и ветром дом, вечно невыкрашенный, окруженный пустой землей, был типичным отражением характера шерифа. Но для Каредека он значил совсем иное и казался тем, чем он был — просто домом холостяка, достаточно просторным, чтобы в нем можно было легко убираться, а потому идеальным — а в некоторой степени он был для Каредека частью единого целого. В нем жили призраки: людей, цветов и голосов.

Однажды — это было всего лишь прошлой зимой — он вышел и ощутил колючий январский воздух.

— Мороз не принесет розам добра, — сказал тогда шериф.

Вспомнив это, он осмотрелся и улыбнулся. Конечно, розы погибли, но на их месте гуляли полдюжины бультерьеров, они резвились на солнце, гладкие и блестящие, как белые морские львы.

Он вошел за ограду сада, они, резко, отрывисто лая, бросились к нему, но когда подбежали, то прижали уши и, извиваясь и размахивая хвостами, подползли, чтобы полизать его тяжелые, сильные руки.

Шериф отодвинул их в сторону и поднялся на крыльцо. Там он обернулся и посмотрел на шестерых белых охранников. Ни одна собака не заходила к нему на двор. А если и заходили, то их тут же сбивали белые молнии. Люди тоже не заходили, пока он, Каредек, свистом не отзывал собак.

Будь что будет, но шериф был доволен жизнью… и все же не совсем доволен.

Он торопливо отделался от назойливых мыслей и вошел в контору. Здесь он распечатал письма и прочитал их. Писем было по меньшей мере дюжина и все они были от местных ранчеров. Во всех задавался один и тот же вопрос: правда ли что шериф на самом деле укрывал у себя на ферме отъявленного бандита и убийцу Райннона.

Шериф одно за другим смял письма и бросил их в мусорную корзину. Потом поднял, разгладил и снова прочитал с очевидным наслаждением.

Он задумчиво огляделся.

Эта комната была его воплощением идеальной конторы. В ней стояло вращающееся кресло и письменный стол из кленового дерева, отполированного до ослепительной яркости. Шерифу он был дороже золота. Еще на полу лежал яркий коврик. За него он заплатил пятьдесят долларов, и редко входил в комнату, не наклонившись, чтобы пощупать его фактуру и не восхититься прямизной длинных швов. В углу высилось узкое бюро, тоже из полированного дерева, в нем он держал бумаги, которые не помещались в письменном столе. В двух других углах стояли два стула с жесткими спинками для посетителей. Нельзя, чтобы человек чувствовал себя удобно. Если хочешь добиться от него правды, он должен ерзать и не находить себе места.

Шериф, обозрев свою собственность, откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол. Длинные шпоры проделали на нем глубокие борозды, превратив полировку в белую пыль. Он лежал в кресле, курил одну сигарету за другой и бросал окурки на пол. Один из них упал на ковер, прожег в нем дыру и наконец погас.

Шериф все еще курил, когда раздался голос:

— Эй, Каредек! Шериф Каредек!

Он выпрямился и увидел в окно веселого молодого человека, ждавшего у калитки. Это был секретарь губернатора и его правая рука. Каредек знал, зачем он здесь.

— Эй, Каредек, отзови своих волкодавов!

Каредек свистнул. Белая свора утихомирилась и пошла вслед за незнакомцем, обнюхивая его икры и жадно скаля клыки.

Глава 34

— Привет, — поздоровался от двери Сэм Ниринг. — Я смотрю, та старая сука все еще у вас?

— Да, все еще у меня. Проходите, садитесь.

— Если бы она еще немного поскалилась, она бы у меня получила, — сказал секретарь губернатора.

Он знал бультерьеров, а потому хорошо знал Каредека.

— И молодой кобель у вас остался. Я думал вы его продадите. Он не чета остальным.

— Меня устраивает, — сказал шериф.

— Конечно, устраивает, — ответил Сэм Ниринг. — Вам нужны собаки, а не картинки.

Шериф ждал. Он понимал, что это было прелюдией к серьезному разговору, и понимал, о чем будет вестись этот разговор.

— Вы специально ехали, чтобы повидать меня? — наконец спросил он.

— Да, — сказал Ниринг. — Губернатор попросил меня посмотреть, как идут дела в этой части штата и доложить ему…

— О Райнноне? — спросил шериф.

Он протянул молодому человеку кисет и бумагу?

— Закурите?

— С удовольствием, — сказал Ниринг.

Ловкими пальцами он быстро скрутил сигарету, прикурил ее и неожиданно сквозь дым сказал:

— Да, я приехал насчет Райннона.

— Что насчет него?

— Если это правда, он хочет, чтобы вы подали в отставку.

Шериф слегка улыбнулся. Такая откровенность от занятого человека ему льстила.