Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих Страница 48

Мужчина с бородой говорил в тишине ночи так громко, что Маттотаупа без труда мог со своего места следить за нитью разговора.

– Отравили! – в ужасе вскричал он. – Но дети, дети, что ж вы такие варвары-то немилосердные! Люди же всего лишь выполняли порученное задание и хотели немножко заработать. Бедняги, бедолаги!

На это восклицание и Четан ответил повышенным тоном, громче, чем говорил перед этим:

– Том без Шляпы и Сапог должен получше думать, прежде чем говорить! Эти люди пришли на нашу землю, не спросив нас! Они разогнали бизонов, а ведь мы живем только охотой! А когда мы требуем от них платы, они в нас стреляют. За прошедшее лето они заключили союз с нашими врагами, пауни. Когда они говорят о нас, они называют нас вшивыми псами! Им наплевать, что мы сдохнем от голода с нашими женами и детьми. У них только одно намерение – вытеснить нас отсюда и довести до смерти. Поэтому мы боремся против них, поэтому мы их убиваем раньше, чем они уничтожат нас. Том живет теперь в нашем стойбище. Пусть же он наконец научится думать и действовать, как мы! Или он предпочитает быть нашим пленным?

– Ах, избави бог. Вы были добры ко мне! Я хочу помогать вам охотиться, я считаю своей женой эту вдову Шешоку, она старательная и чистоплотная, я взял к себе в вигвам ее сына Шонку, я вам преданный товарищ, но ведь я же христианин и молюсь распятому, и когда речь идет о массовом убийстве ядом… да поймите, как же мне не плакать, я же знал их всех, Джо и Генри, Билла и Шарлеманя! Ах ты боже мой! Билл Петушиный Боец, может, и не заслуживает ничего лучшего, но этот молодой Генри!..

– Ты христианин, Том без Шляпы и Сапог, а что это значит? Почему ты повесил в своем вигваме этого мужчину на пыточном столбе и почему то и дело стоишь перед ним и говоришь с его изображением? Почему вы, бледнолицые люди, постоянно празднуете победу над этим мужчиной на столбе? Почему вы постоянно рисуете картинки, где он висит на столбе? Что он вам такого сделал? Он что, убил ваших воинов, уморил голодом ваших жен и детей?

– Ах ты господи, да нет же. Он просто…

– Ну что? – Теперь это был уже голос старого шамана.

– Он проповедовал нам мир и любовь и мог накормить всех пятью хлебами.

– И за это вы его убили?

– Да не мы!

– А кто же? Мы, что ли?

– Да нет же. Все гораздо сложнее. Я не могу так быстро вам все объяснить. Он принес себя в жертву за нас. А что такое жертва, вы знаете.

– И вы теперь упражняетесь в любви и бережете мир?

– Я да, берегу, Четан. Но все равно кругом стреляют. Я не знаю, почему так происходит. Это проклятие, как мне кажется.

– То есть вы будете и дальше убивать? И мы не должны защищаться?

– Ах боже мой, да я понимаю, что вы правы.

– Если ты это понимаешь, то я должен тебе сказать, что Джо и Генри, а также Билл и Шарлемань не умерли. Мы отобрали у них оружие, раздели их и сказали, пусть убираются домой, откуда пришли.

– Ах ты боже правый… Добро пожаловать в прерию! А остальные?

– Пристрелили всех.

Том закрыл ладонями лицо. Может быть, плакал. Он покинул деревенскую площадь и убежал к себе в вигвам. А оттуда он, кажется, направился к лошадям, чтобы сменить там дозорного.

Старый шаман махнул рукой Четану, чтобы следовал за ним в его Священный вигвам. Наверное, хотел расспросить его подробнее. За несколько шагов до вигвама он спросил Четана еще о чем-то, но Маттотаупа не расслышал его вопроса, зато расслышал звонкоголосый ответ Четана, еще взволнованного после перепалки с Томом.

– Тачунка-Витко и остальные воины, – быстро ответил молодой индеец, – наверное, не успеют обернуться до рассвета. А потом Тачунка хочет податься на север, в свое стойбище, потому что здесь война с белыми закончена.

Хавандшита и Четан скрылись в вигваме. Маттотаупа извлек из их разговора то, что было важно для него. Шешока и ее сын Шонка, которых упомянул Том, раньше жили в вигваме Маттотаупы, тогда он после ранней гибели своей жены от шальной пули из винтовки пауни взял к себе в вигвам вдову умершего вождя мирного времени вместе с ее сыном Шонкой, чтобы обеспечивать их и чтобы она выполняла женскую работу. Теперь, значит, она снова ушла и живет вместе с Шонкой у Тома. О том, кто теперь снабжает дичью вигвам Маттотаупы – его мать, его дочь Уинону, совсем еще юного Харпстенну, – упомянуто не было. Однако части добычи Маттотаупы все еще висели на шесте трофеев перед его вигвамом, и из этого он заключил, что никакой другой воин туда пока не въехал. Вероятно, другие семьи в складчину поддерживают мать и детей Маттотаупы. Тачунка-Витко рассчитывает вернуться к рассвету и потом снова уехать. О Маттотаупе Четан ничего не сказал, по крайней мере в той части разговора, которую он мог слышать.

Маттотаупа решил заглянуть в вигвам своей матери. Может быть, это было безумно смелым решением, но одинокому изгнаннику не настолько была дорога жизнь; и он поставил ее на карту, как ставят на кон мелкую монету, уж очень ему хотелось повидаться с матерью. Она была уважаемая в стойбище женщина, спокойная, полная достоинства, умная, владеющая секретами целительства и залечивания ран. Маттотаупа не говорил с ней с тех пор, как покинул свой вигвам по решению старейшин. Но один раз еще видел ее в ту ночь, когда на стойбище напали пауни и Маттотаупа явился на помощь своим, явился непрошеным. То была ночь, когда пауни подожгли огненными стрелами лес и пожаром охватило всю прерию; женщины и дети, задыхаясь от дыма и изнемогая от огня, сгрудились на деревенской площади; среди них стояла и мать Маттотаупы; она стояла выпрямившись, непоколебимо, давая своей стойкостью опору всем остальным, и Маттотаупа, гордый за нее, охваченный глубокой, горькой радостью, ринулся в гущу пауни и победил их вождя, на той самой площади, рядом с матерью, которая держала за руку Уинону.

Он хотел заглянуть к ней, а к рассвету снова скрыться и тайком следовать за Тачункой-Витко, чтобы наконец заставить замолчать тот язык, который нанес ему оскорбление.

Маттотаупа соскользнул по склону холма, обращенному к прерии, и обогнул стойбище,