Макс Брэнд - Возмутитель спокойствия Страница 5

Я отправился к боссу, намереваясь поделиться с ним своими соображениями, и тогда же мне на глаза впервые попался тот мальчишка.

Мне нужно немного дух перевести, прежде, чем начинать рассказ о нем.

Глава 3

Я бы сказал, что ему было лет пятнадцать, не больше, однако выглядел он довольно рослым для своего возраста. У него были крепкие, покатые плечи — типа тех, что порой можно увидеть у хорошо сложенного мула — но шея его лишь только-только начинала становиться бычьей, челюсть бульдожей, а взгляд порочным. Лицо его было усеяно яркими веснушками.

— Это искры и угольки того огня, что бьет у него из самой макушки, — как-то сказал о нем Пит Брэмбл.

Потому что волосы у него были огненно-рыжего цвета. И вот этот курносый мальчишка сидел на валуне, пожевывая травинку и прикидываясь этаким простачком — вряд ли кому-нибудь из взрослых удалось бы проделать то же самое с такой же степенью достоверности. На голове у него красовалась примерно половина шляпы, из дыр в тулье которой во все стороны выбивались огненно-рыжие вихры. Одет он был в рубашку, у которой не хватало воротника и одного рукава. Мешковатые брюки с подрезанными штанинами явно свидетельствовали о том, что их прежний владелец был человеком взрослым и к тому же отличавшимся довольно могучим телосложением. Ботинок на нем не было вообще, а на голых икрах виднелись белые отметины, оставшиеся на месте старых царапин.

Короче, он был похож на молодого льва, с которого ободрали шерсть, а шкуру основательно поджарили на солнышке.

Еще некоторое время я разглядывал это юное создание, а потом поплелся к боссу, который встретил меня, как родного неким подобием улыбки, прибереженной, наверное, для какого-нибудь пятиюродного племянника.

— Ну, Джо, как дела? — поинтересовался он.

— Тоска зеленая, — признался я.

— Тебе скучно? — уточнил он.

— Дело в том, босс, — сказал я, — что я приехал сюда и нанялся к вам на работу, потому что слыхал, будто здесь хоть как-то можно развлечься.

— Конечно, Джо, — согласился он, — я всегда старался увлечь парней каким-нибудь хорошим делом, чтобы они потом не страдали от бессонницы и их не приходилось бы убаюкивать по вечерам. Раньше я держал для этих целей бригаду менестрелей, в обязанности которых входило петь им на ночь колыбельные, но затем решил, что будет лучше просто озадачить каждого работой. И, признаться, ты первый, от кого я слышу жалобу такого рода.

— Это довольно странно, — ответствовал я, — но осмелюсь предположить, что вы просто не прислушивались. Хотя, если разобраться, все не так уж плохо. Чего стоит одна объездка десяти-двенадцати неукротимых бестий, коих вы почему-то скромно именуете рабочими лошадками! Уверяю вас, что все мы — и я в особенности — каждый год с неизменным трепетом и вожделением ждем сего незабываемого развлечения.

— Я давно заметил это, Джо, — кивнул хозяин. — Во всяком случае, в свободном полете ты смотришься весьма грациозно.

— Есть и другие маленькие радости, — продолжал я. — Например, бак с застоявшейся питьевой водой, из которой приходится постоянно выуживать червей; фасоль каждый день на завтрак, обед и ужин; а ещё мясо, которое можно жевать, наверное, целую вечность, и ничего ему от этого не будет. Сухари тоже вещь занятная: бывало, постучишь сухариком по столу, а потом наблюдаешь за долгоносиками, которые вылезают посмотреть, кто это стучится в двери их древнего жилища.

— Слушай, Джо, — сказал он, — похоже, что я, сам того не ведая, устроил здесь настоящий водевиль, и все ради того, чтобы вы, парни, не загрустили.

— Скорее, настоящий колледж, — поправил я. — Всего за каких-то два года здесь можно вполне освоить любой из мертвых языков, ибо, как известно, человеческого языка ваши коровы попросту не понимают. Врачебная подготовка тоже на высоте, потому что каждый, кто в состоянии пронянчиться с вашими телятами всю зиму, сможет потом запросто завести себе первоклассную практику по уходу за престарелыми и немощными богачами, которые при такой чуткой заботе протянут на этом свете ещё с десяток лет, не меньше.

— А вот об этом я как-то не задумывался, — покачал головой босс. — Наверное, мне уже давно следовало бы установить плату за прием на работу, а я, дурак, вместо этого ещё и жалование вам платил.

— Это было непростительной оплошностью с вашей стороны, — согласился я. — Мы с ребятами уже давно хотели вам об этом сказать, но… видите ли, некоторые особо чувствительные люди очень огорчаются, когда им не удается задействовать свой потенциал на полную катушку. Вот мы грешным делом и подумали, что вы, наверное, тоже из их числа.

— Теперь мне все ясно, — сказал босс, проявляя при этом гораздо больше выдержки, чем я от него ожидал. — Моя ошибка в том, что все это время я был чересчур щедр и слишком великодушен.

— Мне очень неприятно говорить вам об этом, — продолжал я. — Терпеть не могу жаловаться, но такова жестокая правда. Взять хотя бы крышу на нашем бараке — затейливый узор из дыр придает ей огромное сходство с ажурной сорочкой, что, видимо, было задумано специально для того, чтобы даже лежа на койке мы могли бы любоваться звездами. Обыкновенный же погонщик попросту непривычен к столь трогательному проявлению заботы и внимания со стороны своего босса. Хотя, должен признать, что в некоторым смысле это оказалось даже удобно — например, теперь мы можем без труда узнать, что на улице начался дождь или же даже, не выходя из помещения, судить о том, сдохнут коровы ночью от холода или нет.

— Картина мне ясна, — проговорил он. — Я просто был слишком добр!

— Шеф, — сказал я ему, — я человек простой, жаловаться не привык, но по мне уж лучше горькая правда. Мы же неучи, люди приземленные, а тут такое отношение. Кстати, сам я ничего против ученья не имею и работу свою обожаю, но сегодняшний день окончательно выбил меня из колеи. С этой джексоновской таратайкой я томлюсь от безделья и буквально засыпаю на ходу.

— Джо, — ответил мне на это босс, — ты разбиваешь мне сердце. Похоже, продолжительный контакт с мягчайшим железным сидением подействовал на тебя не лучшим образом.

— Да уж, — осторожно согласился я, — как будто с меня заживо содрали пол-ярда шкуры. К тому же редкий работяга типа меня, привыкший иметь дело исключительно с чистокровными скакунами, не станет томиться от безделья, доведись ему править всего-навсего парочкой покладистых лошадок, типа тех, что достались мне сегодня утром.

— Просто они очень хорошо воспитаны, — сказал он. — Я это сразу понял.

— Да, шеф, — согласился я, — они целый день только и занимаются тем, что расшаркиваются друг перед другом в реверансах. По их милости на мне живого места не осталось!