Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих Страница 58

– Кто это сказал?

– Ты лучше спроси, кто этого не говорит. Здесь все об этом знают, и поэтому, я думаю, твой отец решит остаться в лесах и прериях на юге.

Воцарилось долгое молчание. Потом слово взял Мудрый Змей:

– Это все, что белые мужчины собирались нам сказать?

– Да.

– Хорошо. Мы это услышали.

На последних словах Мудрый Змей поднялся, после этого сразу встал и Харка. Оба индейца вышли из-за стола, покинули трактир и направились через двор к воротам. Уже стемнело, и ворота были заперты, но оба быстро перебрались через частокол и неторопливо направились к своему лагерю у озера.

Там двое воинов и Могучий Олень сидели у тлеющего костра, и подошедшие опустились рядом. Чернела водная гладь озера. Кусты ивняка мягкими тенями очерчивались на ее фоне. Звезды мерцали в ночном небе, бесчисленные и далекие. Со стороны блокгаузов еще доносился лай одинокой собаки. В остальном царила тишина.

Некоторое время группа из пятерых индейцев сидела молча. Затем Мудрый Змей спросил:

– Харка Твердый Камень, твой отец убил белого человека? И кто это был?

– Мой отец убил белого человека, потому что тот был недостойным и высмеивал краснокожих. Его звали Эллис.

– Он был каким-то вождем у белых людей?

– Он был вроде предводителя маленькой группы.

– Хорошо. Завтра поскачем назад в стойбище и обсудим это с нашим вождем Горящей Водой. Я сказал.

Заключительные слова означали, что до предстоящего обсуждения об этом деле больше не будет никаких разговоров.

Мудрый Змей завернулся в свое одеяло из шкур и лег спать. Его примеру последовали и остальные четверо. Каждый держал свое оружие при себе. Для охраны достаточно было внимания и чутья мустангов и самих спящих, привыкших вскакивать на изготовку при малейшем необычном звуке или событии.

Харка лишь притворялся спящим. Он закрыл глаза, но мысли его ворочались в голове и не давали ему покоя.

Его отец отправился вместе с Джимом, с тем человеком, о котором говорили, что он хитростью подпоил вождя Маттотаупу и вытянул из него тайну месторождения золота в Черных холмах. Харка твердо верил в невиновность своего отца, но не доверял Джиму и его дальнейшим намерениям. Все белые люди в фактории старины Абрахама говорили о том, что Маттотаупа убийца, а Харка сын убийцы и обоих их нужно взять под стражу. Тем самым для Харки рушились основы его новой жизни у сиксиков. Его глодала тревога за отца, она истерзала все его чувства больно, как обозленный зверь. Но ему было совестно стать обузой для сиксиков, которые приняли его и отца как гостей.

Ночью он крадучись встал с горящими глазами, чтобы незаметно ускользнуть. Тем самым он хотел избавить сиксиков от тяжелого решения – брать или не брать его под свою защиту от белых людей.

Кажется, никто не заметил, что Харка поднялся, сложил свою шкуру и снял путы со своего Чалого. А может, никто не хотел заметить. Он отвел коня на некоторое расстояние шагом, чтобы не производить шума и не разбудить спящих. Оказавшись под прикрытием кустарника и небольших деревьев, он погладил Чалого по ноздрям и уже собирался вскочить верхом.

Но тут рядом с ним возникла фигура, и он тотчас понял, кто это. Могучий Олень!

– Харка! Что ты делаешь!

– Я ухожу. Поеду к отцу.

– Харка…

– Не говори ничего. Я принял решение.

– Когда ты к нам вернешься?

– Как только смогу пройти испытания, которые сделают меня воином. Я не убивал белого, и белые не могут обвинить меня. А когда я стану мужчиной, они уже не смогут упечь меня в их воспитательную тюрьму.

– Харка Твердый Камень, у меня есть к тебе просьба.

– Я не могу тебе отказать. Но и ты не проси меня о том, чего я не смогу исполнить.

– Давай станем кровными братьями, пока ты не уехал. И тогда я точно буду знать, что однажды ты вернешься к нам в стойбище.

– Пусть будет так!

Каждый взял свой кинжал и сделал надрез на руке, чтобы выступила кровь. Они смешали эту кровь, и это стало для них знаком того, что их братство нерушимо.

Убрав обоюдоострый кинжал в ножны, Харка снова взглянул на друга, которого теперь долго не увидит. Он постарался запомнить его облик, его крепкую, прямую фигуру.

Потом он вскочил на мустанга и, не говоря больше ни слова и ни разу не оглянувшись, пустил коня легким галопом в ночную прерию.

Могучий Олень смотрел ему вслед; он видел, как тень юного всадника становилась все меньше, и топот копыт постепенно стихал в ушах оставшегося.

Это расставание стало в жизни сына вождя, протекавшей доселе спокойно и согласно твердо заведенному порядку, первой большой болью и первым большим безответным вопросом. Кто виноват в том, что Харка ускакал? Белые мужчины? Маттотаупа? Или воины-сиксики, не сказавшие в этот вечер Харке ни одного дружелюбного слова?

Уголки губ Могучего Оленя задрожали. Он не хотел возвращаться к спящим воинам. Он прикрыл ладонью кровоточащий надрез на коже. Кровь его была смешана с кровью Харки. Теперь у него был кровный брат. Это была его тайна. Он никому об этом не расскажет. Разве что одному-единственному человеку, способному понять его в печали и в сомнениях. Ситопанаки поймет, что это такое. Она будет чувствовать все то же самое, что и ее брат Могучий Олень, если Харка не вернется в стойбище.

Юный сиксик долго стоял так один. Наконец заставил себя вернуться к остальным и снова лечь спать. Они не должны были знать, как глубоко он ранен.

Могучий Олень проснулся еще до рассвета. Он видел, как бледнели звезды, видел бледную серость, с какой рассеивались утренние сумерки перед тем, как солнцу подняться из-за горизонта, видел, как наконец воцарилось вечно повторяющееся и вечно новое великолепие и могущество света, заливающего небо и землю. Гладь озера превратилась в золотое зеркало, и густые ивовые ветки в серо-зеленых скромных листиках играли с мягким ветерком и солнечными лучами. Могучий Олень напоил коней и сел один на берегу на том месте, где вчера вечером они сидели вдвоем с Харкой. Мошкара еще не роилась, но рыбы уже шныряли в прозрачной воде.

Мудрый Змей подошел к мальчику, и Могучий Олень встал.

– Ты еще говорил с Харкой? – спросил Мудрый Змей.

– Да, перед тем, как он ускакал. Когда он подрастет, чтобы выдержать испытания на воина, он снова вернется к нам в стойбище.

Мудрый Змей смотрел