Александр Дюма - Изабелла Баварская Страница 10

— Пойдемте.

Эта перемена в тоне и поведении герцогини произвела в душе девушки внезапный переворот. Одетта приготовилась к тому, чтобы встретить гнев, но не снисхождение. Она взяла протянутую ей руку и прильнула к ней губами.

— О!.. — воскликнула она, рыдая. — Клянусь вам, тут нет моей вины. Он пришел к моему отцу как простой оруженосец герцога Туренского — якобы для того, чтобы купить лошадей своему господину. Я увидела его, увидела!.. Он так прекрасен! Я глядела на него без опаски, потому что считала себе ровней. Он приходил ко мне, беседовал со мною. Ни разу в жизни не слыхала я такого сладостного голоса, разве что когда была ребенком и во сне мне являлись ангелы. Я ничего не знала: не знала, что он женат, что он дворянин, герцог. Знай я, что это ваш супруг, сударыня, и что вы так прекрасны, я бы сразу догадалась, что он надо мною смеется. Но теперь мне ясно все: он никогда не любил меня, и… и я его больше не люблю…

— Бедное дитя! — воскликнула Валентина, глядя на девушку. — Бедное дитя: она думает, что ее любили и бросили!..

— Я не сказала, что забуду его, — грустно промолвила Одетта. — Я сказала, что не буду больше его любить, потому что любить дозволено только того, кто тебе равен и чьей женою ты можешь стать. О, вчера, когда я увидела его во время этого великолепного шествия, в роскошном наряде!.. Когда в каждой его черте я узнавала оруженосца Луи, того, которого считала своим, когда я узнала в нем герцога Туренского, который принадлежит вам, сударыня!.. Клянусь, мне почудилось, будто это какое-то наваждение, я не верила своим глазам. Он о чем-то говорил, я затаила дыхание, я замерла, чтобы слышать его голос… Он беседовал с королевой. О, королева!..

Одетта вздрогнула, и герцогиня вдруг побледнела.

— Вы не испытываете к ней неприязни? — спросила Одетта с выражением неизъяснимой скорби.

Герцогиня Валентина поспешно приложила руку к губам девушки.

— Тише, тише, — остановила она ее. — Изабелла — наша повелительница: она ниспослана нам Богом, и мы должны ее любить.

— То же самое сказал мне и мой отец, когда в тот день я, обессиленная, вернулась домой и призналась, что не люблю королеву, — вздохнула Одетта.

Герцогиня задержала на девушке взгляд, исполненный глубочайшей доброты и ласки. В это мгновение Одетта робко подняла глаза. Взгляды двух женщин встретились: герцогиня открыла ей свои объятия, но Одетта бросилась к ее ногам и стала целовать колени.

— Теперь мне больше нечего вам сказать, — ответила герцогиня Валентина. — Обещайте же впредь его не видеть, вот и все.

— К великому моему несчастью, сударыня, я не могу вам этого обещать, ведь герцог богат и могуществен: останусь ли я в Париже, уеду ли, он сумеет меня найти. Вот почему я не осмеливаюсь обещать вам больше его не видеть, но могу поклясться, что умру, если увижу его вновь.

— Вы ангел, — сказала герцогиня, — и если вы пообещаете молиться за меня Богу, я готова поверить, что счастье на этой земле для меня еще возможно.

— Молиться за вас Богу, сударыня! Да разве вы не из тех обласканных судьбою принцесс, которым покровительствуют добрые феи? Вы молоды, красивы, могущественны, и вам дозволено его любить.

— Тогда молите Бога, чтобы он любил меня.

— Я постараюсь, — ответила Одетта.

Герцогиня взяла со стола маленький серебряный свисток. Вошел тот же самый слуга, который доложил о приходе Одетты.

— Отведите ее домой, — приказала герцогиня, — да смотрите, чтобы с ней ничего не случилось. Одетта, — ласково обратилась она к девушке, — если когда-нибудь вам понадобятся помощь, защита и покровительство, вспомните обо мне и приходите.

С этими словами она протянула ей руку, как сестре.

— Отныне, сударыня, в жизни мне нужно совсем немного, но поверьте, что ваша помощь мне не понадобится.

Одетта низко склонилась перед герцогиней и вышла.

Оставшись одна, герцогиня села в кресло и, опустив голову, глубоко задумалась. Она просидела несколько минут, погрузившись в свои мысли, когда дверь в ее комнату тихо отворилась. Герцог вошел неслышно и, приблизившись к жене так, что она этого даже не заметила, оперся о спинку ее кресла; затем, видя, что она его не замечает, он снял с шеи великолепное жемчужное ожерелье, поиграл им над головой герцогини и бросил ей на плечо. Валентина вскрикнула и, подняв глаза, увидела мужа.

Она окинула его быстрым, пронзительным взглядом. Но герцог ожидал этого и ответил ей спокойной улыбкой человека, который понятия не имеет о том, будто что-то произошло. Более того: когда герцогиня опустила голову, он нежно взял ее за подбородок и попытался снова заставить взглянуть на него.

— Чего вы от меня хотите, сударь? — спросила Валентина.

— Ну разве не позор для восточного монарха?! — воскликнул герцог, перебирая пальцами ожерелье, которое только что подарил своей супруге. — Ожерелье это прислал мне венгерский король Сигизмунд Люксембургский, считая его чудом. Он думает, что сделал мне царский подарок, а у меня есть жемчужина белее и драгоценнее этих.

Валентина глубоко вздохнула, но герцог, казалось, этого не заметил.

— Знаете ли вы, моя прекрасная герцогиня, что красавицы, подобной вам, я не встречал? На мою долю выпало счастье обладать несравненным сокровищем! На днях мой дядя, герцог Беррийский, так расписывал мне глаза королевы, которые я, по правде сказать, и не приметил, что вчера, находясь от нее поблизости, я воспользовался случаем и внимательно их разглядел…

— И что же? — напряглась Валентина.

— А вот что: однажды — не припомню сейчас, где это было, — я видел пару глаз, которые вполне могли бы соперничать с ее глазами. Взгляните-ка на меня! Да-да, это было в Милане, во дворце герцога Галеаса. Глаза эти сверкали в обрамлении прекраснейших черных бровей, прекраснее любых, когда-либо изображенных итальянским художником. И принадлежали они некоей Валентине, ставшей супругой какого-то герцога Туренского, который, признаться, недостоин такого счастья.

— И вы думаете, он этим счастьем дорожит? — спросила Валентина, обратив к супругу взгляд, исполненный грусти и любви.

Герцог взял ее руку и прижал к сердцу. Валентина попыталась ее отнять; герцог задержал руку жены в своих и, сняв с пальца великолепный перстень, надел его ей на палец.

— Что это за перстень? — спросила Валентина.

— Он принадлежит вам по праву, моя дорогая, ибо достался мне благодаря вам. Сейчас все объясню.

Герцог уселся на низенький табурет у ног супруги, обоими локтями опершись на подлокотник ее кресла.

— Вот именно достался, — повторил он, — да к тому же еще и за счет бедняги де Куси.