Харальд Тюсберг - Хакон. Наследство Страница 10

Дверь за спиной Йона распахнулась, и в комнату ворвался Хакон Бешеный, родич нового короля.

– Я скакал во весь опор, чтобы предупредить тебя. Король будет с минуты на минуту. Он выехал следом за мной и очень поспешал сюда.

Хакон Бешеный без спросу сел, но архиепископ как будто бы и внимания на это не обратил, немного постоял в задумчивости и с тяжеловесной насмешкой произнес:

– Все в этом деле поспешали. Ты и твои люди поспешали, да припозднились. Дружинники из Бьёргвина поспешали, им даже мнение архиепископа недосуг было выслушать, прежде чем отправиться на Эйратинг[25] присягать на верность конунгу. Вот набрать побольше людей, чтобы все прошло, как им надо, – на это у них времени хватило. Мне только не очень понятно, почему бы это теперь, когда Хакон сын Сверрира стал королем, ему этак не терпится поговорить со мной.

Хакон Бешеный не усидел на месте, опять вскочил и бросился к окну глянуть, не видно ли короля.

– Откровенно говоря, все мы припозднились, – сказал он, – дело сделано, теперь власть у Хакона, но это не означает, что он получит власть и над церковью, и над Нидаросом. Здесь твоя власть, Йон. Нынче впервые встречаются новый король и новый архиепископ. Все теперь в ваших руках: как вы двое решите, так оно и сложится в будущем. Ты не должен ни в одном пункте идти на уступки. Бейся за свою веру. Вспомни святого Томаса Бекета[26] в Англии, он принял смерть у алтаря, но не пожертвовал ни единой привилегией церкви.

Сию минуту архиепископ Йон не больно-то горел желанием идти на смерть по примеру Томаса Бекета. Пусть даже у алтаря. Некоторое время он молчал. Затем повернулся к Хакону Бешеному и спросил:

– А еще что было на Эйратинге? Внял ли Хакон наказу короля Сверрира призвать клириков обратно в страну?

Хакон Бешеный налил себе вина, опять-таки без спросу, и осушил кубок.

– Призвал он клириков обратно? – повторил Йон.

Хакон Бешеный нехотя, с кислой миной кивнул:

– Да, призвал.

Архиепископ знал, что изгнанным на чужбину епископам и священникам жилось куда хуже, чем они изначально рассчитывали. Старый слепой архиепископ Эйрик Иварссон в конце концов даже умер из-за этого. Вот почему Йон разом оживился.

– Что ж, может быть, нас ждут лучшие времена, может быть, король Хакон не глух к добрым советам.

Тут Хакон Бешеный рассвирепел. Он стучал кулаком по столу и орал во все горло, выплескивая накопившуюся досаду:

– Глух не глух! Стыд-то какой! Нас трое сводных и родных братьев, и каждый из трех, уж во всяком случае, куда благороднее происхождением, чем сын короля Сверрира. Всему миру известно, что нашего деда по матери звали Сигурд Рот, а дядю по матери – Хакон Широкоплечий. А где доказательства, что кто-то в роду Сверрира или его сына может похвастать такой породой, как мы?

– Ну-ну, придержи-ка язык, Хакон Бешеный. Ты-то сам можешь доказать свои слова?

– Так или иначе Хакон сын Сверрира бесспорно рожден вне брака. Королева Маргрет – а она по праву носит этот титул – ему не мать. И столь же бесспорно, что пащенок на троне – глумление над указами Святейшего престола.

Под окнами, на площади, что-то происходило. Йон, пытаясь утихомирить ярла, поднял руку.

– Тихо. Это он. Ты выйдешь черным ходом, каноник проводит тебя. Наберись терпения, сын мой. Призови на помощь время. И не делай время своим владыкой, пусть оно служит тебе.

Архиепископ Йон протянул ярлу пухлую руку, тот с поклоном приложился к рубиновому перстню и поспешно вышел вон.

Между тем архиепископ наблюдал в окно за королем и его свитой. Лишь очень немногие на площади знали, что этот всадник – новый король. Хакону сыну Сверрира было двадцать пять лет, то бишь он был примерно вдвое моложе архиепископа. Король осадил коня, огляделся и взмахнул рукой, указывая на собор. Строительство еще не закончилось, высоко вверху, на лесах и в веревочных люльках, трудились каменщики и прочие строители, и огромный храм мало-помалу обретал целостный вид. Был он ста двенадцати локтей в длину и вдвое превосходил размером даже Церковь Христа на Хольме. Уже теперь говорили, что Нидаросский собор будет самым большим во всей Скандинавии. А иные говорили, что сравниться с этим храмом может разве только Шартрский собор во Франции.

А не послать ли, размышлял Йон, кого из челяди с сообщением, что он примет короля в большом зале? В минувшие годы он неоднократно был свидетель тому, как архиепископ Эйрик благосклонно принимал здесь, в Нидаросе, молодого королевича, сидя в высоком архиепископском кресле и нарочито подчеркивая свой сан и положение. Ныне Хакон сын Сверрира стал королем, и не мешало бы лишний раз выделить столь знаменательные тонкости, чтобы напомнить молодому человеку, чья тут власть. Йон улыбнулся. Оно конечно, в последних походах король Сверрир дал своему сыну возможность накопить военный опыт, а вот обучить его иным хитросплетениям игр вокруг власти не успел. Для наторевшего в интригах священнослужителя все будет легче легкого. Важно сразу заявить о своем превосходстве, установить обычай, начиная новую эпоху и устанавливая новую власть. Архиепископ Йон отдал необходимые распоряжения, прошел в зал и взгромоздился в кресло.

Что-то молодой человек не идет! Йон нехотя слез с парадного кресла и выглянул в окно. Хакон сын Сверрира спешиваться не торопился. Неужто заметил в окне Йона? Один из конюхов выскочил вперед, но король, спокойно сидя в седле, очень громко, так, чтобы Йон мог услышать, произнес:

– Ступай, скажи, что я здесь.

Архиепископ Йон мигом засуетился. Король Хакон знал свою новую роль и свои новые привилегии и не попался на его удочку. Старый церковный лис тотчас же изменил план и с удивительным для такой туши проворством устремился к двери. Спускаясь по каменным ступенькам, он изобразил на лице самую что ни на есть сияющую улыбку.

– Ах, какая огромная радость! Если б мы знали, что ты, государь, надумаешь приехать сюда, мы бы встретили тебя как подобает – процессией и благовонными курениями.

Король спешился и первым зашагал вверх по лестнице, на ходу снимая перчатки. Он хоть и не показывал виду, но отлично знал, что архиепископа давно успели известить о его приезде. Устроившись в кресле на порядочном расстоянии от епископского возвышения, он знаком пригласил Йона сесть поближе. В зале никого больше не было, они сидели вдвоем, лицом к лицу. Начал разговор король Хакон:

– Теперь, когда моего отца нет в живых, вполне естественно будет объявить недействительным все, что записано в булле об отлучении, уничтожить шестилетней давности папское бреве[27].

– Уничтожение самой буллы еще ничего не значит.