Том Шервуд - Люди солнца Страница 10

Мы вышли на мощёную камнем улицу.

– Стало быть, напрасно сходили в эту зажравшуюся Европу, – сердито сказал я Давиду.

– Об этом, Томас, – задумчиво ответствовал он, – мы будем знать не далее как вечером.

– Но ведь решение уже принято, – с удивлением возразил я ему. – Ганзейцы не доверили нам караван!

– Мне безразличны эти ганзейцы, – проговорил, отирая лоб и шею платком, шумно дышащий Давид. – Их мнение для нас не имеет хоть сколько-нибудь малой важности.

– А чьё мнение для нас имеет важность? – спросил я.

– Мнение тех, кто придёт сегодня в занятые нами апартаменты.

– Кто из важных людей придёт сегодня в гостиницу, Давид! Значительные персоны, как я понимаю, для серьёзных решений собираются в недоступных простым смертным местах, вот как эта покинутая нами зала.

– Томас! – задумчиво проговорил Давид. – Если дело обещает большие деньги, значительная персона придёт даже на скотный двор. Давай-ка закупим на вечер хорошей провизии и самого дорогого вина.

– Давай закупим, Давид. Утолим печаль. Лучше б я эти дни провёл рядом с Эвелин. Что ты так загадочно улыбаешься?

– По двум причинам, мой дорогой Томас. Первая – это радость за племянницу, которая вышла замуж за надёжного, умеющего любить и очень умного человека. А вторую причину ты сможешь лицезреть сам. В гостинице, вечером. Терпения наберись.

Частный приём

Вечером мы все собрались в большой комнате с камином.

– Значит так, – с силой потёр ладони Давид. – Управляющему гостиницы денег я дал, так что всех гостей он сам к нам приведёт. Теперь очень важно создать антураж.

– Что создать? – озадаченно спросил я.

– Встань в дверях, – вместо ответа попросил Давид.

Я прошёл к двери, встал повернулся лицом к нему.

– Представь, – широко развёл руки Давид, – что ты человек, вошедший сюда с важным делом.

– Ну, представил. И что?

– В тебе сейчас борются два чувства. А именно – доверия и недоверия к тем, кто находится в комнате. Какое из них побеждает?

– Давид, не говори загадками. Никто никого во мне не побеждает.

– А ты себя измени. Стань не собой, а человеком, пришедший к незнакомым людям по делу! Угадай и представь, что он думает, чувствует! Такую способность учёные люди называют «эмпатия», и эта способность очень важна не только в торговых делах.

– Хорошо, Давид. Я внимательно слушаю.

– Вот камин.

– Вижу.

– Зависит внутреннее состояние гостя от того, горит в нём огонь – или нет?

– Думаю, да. Если огонь горит – то человеку приятней.

– Безспорно! Но, оценивая основной факт, не допускай пренебреженья к деталям.

– Каким же?

– Гость может не придать особенного значения тому, сколько дров лежит возле камина, но взгляд его это непременно заметит!

– Так, понятно. Если много дров – это значит…

– Ну, давай! Думай и говори!

– Это значит, что мы покупаем дрова, не считаясь с расходами.

– Так.

– Ещё – что мы щедро оставим несгоревшие дрова тем, кто снимет комнату после нас.

– Так.

– И – что весь этот долгий и холодный вечер мы будем сидеть возле жаркого огня. Потому что нам нравится наша компания, мы дружны, любим жизнь и умеем сделать её благополучной и жаркой даже в зимнюю ночь.

– Прекрасно. Теперь ты понимаешь, что являет собой один и тот же человек, который, войдя, мельком замечает или три сирых поленца, или же высокую гору дров возле жарко горящего очага!

– Теперь понимаю.

– Следуем дальше. Каких людей лучше увидеть гостю, когда он переступает порог? Кабинетных чинуш в застёгнутых на все пуговицы камзолах или всласть пирующих бывалых бойцов, получивших в морских походах славные шрамы? Каким людям гость доверит свой везущий товары корабль?

– Бывалым бойцам.

– Стало быть, раздевайтесь до рубах, а то и до пояса, и как-нибудь неброско выложите оружие. Что у нас есть?

Я молча показал Крысу.

– Превосходно! – воскликнул Давид. – Вот каким ножичком нужно нарезать окорок, чтобы произвести впечатление!

– У нас ещё есть две шпаги, – осторожно напомнил Оллиройс, – мушкетон и два пистолета.

– Весомо, – полез за платком довольный Давид. – Но – вопрос: как быть с арсеналом? Составить шпаги в углу, словно зонты или трости, а мушкетон повесить на стену, чтобы он напоминал комнату отставного боцмана, или же всё оружие строгой линией выложить на отдельно стоящий столик?

– Понимаю! – воскликнул и бросился действовать Оллиройс.

– Ну и главное, – прогудел Давид сквозь прижатый к лицу платок.

Он отёр испарину, прошёл к центру комнаты.

– Главное, – повторил он. – Куда и как усадить гостя, чтобы он ощутил комфорт и довольство?

– За наш стол, конечно, – небрежно ответил я.

– Он не трапезничать пришёл с тобой, Томас! Он пришёл поговорить о деле! А ты, представь, усаживаешь его напротив себя и предлагаешь заняться жеванием окорока!

– Так что же… Не усаживать же его в сторонке на стуле!

– Разумеется нет. Но будет разумно, если к торцу нашего обеденного стола будет приставлен ещё один, поменьше. Назовём его «гостевой». И этот гостевой стол должен быть на дюйм или два выше.

– Чтобы гость не чувствовал себя обделённым от того, что во время разговора мы насыщаемся, а он нет?

– И это тоже. Но главное – чтобы он чувствовал неосознанное превосходство над нами. Тогда он будет уверен, что умнее и дальновиднее нас, и решение, которое будет принято в результате беседы, больше выгодно ему, нежели нам.

– Поразительно, – подал голос стягивающий с плеч камзол Энди. – А всего-то – посадить человека чуточку выше себя!

Оллиройс принёс из своей комнатки снятый с козел лежак, положил его на пол возле обеденного стола, и на него уже поставил второй стол, который оказался теперь выше ровно на два дюйма. Энди Стоун между тем приставил к дальней стене широкую лавку и разложил на ней тускло отсвечивающее в пламени свечей оружие. Я уставил стол закупленной днём снедью, откупорил бутылки. Давид сходил к управляющему гостиницей и принёс небольшой, но явно тяжёлый ящик: механический орган.

– Люди, – сказал он, заводя пружину, – которым сопутствует удача, неизменно веселы и довольны. Они слушают музыку! Они поют!

– Давид, – сказал я, готовясь налить вино в дешёвые гостиничные кружки. – Я всё-таки…

– Нет и нет! – воскликнул он, возмущённо взмахнув рукой. – Прочь посуду убогих и сирых! Достань золочёные бокалы – вон там, в моём сундуке, и приборы серебряные, и накрахмаленные салфетки!

Шагнув к сундуку, я продолжил:

– …всё-таки не уверен, что сюда заявится кто-то из важных купцов!

И в это мгновение раздался осторожный стук в дверь.