Понсон дю Террайль - Испанка Страница 10

— Вот ваш пациент, — сказал Рокамболь, указывая доктору на О'Пенни.

Доктор, видимо, был поражен безобразием О'Пенни.

— Этот несчастный, — объяснил он — был жертвою татуировок два раза: сначала его выжигали, а затем, спустя некоторое время, его татуировали; но, быть может, он был жертвою какого-нибудь бесчеловечного мщения, а затем его бросили куда-нибудь на берег Австралии, где им завладели дикари.

Эта прозорливость специалиста по болезням, зарожденным под тропиками, встревожила немного Рокамболя.

И он рассказал доктору целый импровизированный роман из жизни Вальтера Брайта (так назвал он сэра Вильямса).

— Однако приступим к консультации, — сказал он по окончании своего рассказа.

— Извините, — сказал доктор, — еще один вопрос: где вы нашли этого человека.

— В балагане паяцев, совершенно случайно.

— Но он почти неузнаваем.

— Да, но я узнал его по шраму на груди; шрам этот от сабельного удара, который он получил из-за меня. Я был тогда еще гардемарином; однажды, сидя в гостинице, я поссорился с товарищем и вызвал его на боксировку, но он бросился на меня с обнаженной шпагой. В эту минуту между нами встал незнакомый человек, но он тотчас же упал, получив удар прямо в грудь. Сегодня вечером страшное безобразие этого дикаря привлекло мое внимание; увидя этот шрам, я начал подозревать, не тот ли это самый человек. Я шепотом спросил его по-английски: «Ты не Вальтер ли Брайт?» Он отвечал наклонением головы, и я купил его у балаганщика, привез домой и послал за вами, рассчитывая на ваше удивительное искусство.

Доктор велел О'Пенни встать и снова начал его осматривать.

— По всей вероятности, это австралийская татуировка; ее можно уничтожить.

— А ожоги?

— Об этом нечего и думать.

— А глаза?

— Один совершенно пропал, другой очень болен. Впрочем, я заеду завтра утром: мне нужно рассмотреть его при дневном свете, и тогда увидим, что можно будет сделать. До свидания.

Рокамболь проводил доктора и воротился к сэру Вильямсу.

— Ну, старикашка, — сказал он, хлопнув его по плечу, — постараемся немного переделать твою образину.

На лице сэра Вильямса заиграла отвратительная радостная улыбка.

Позвав лакея и отдав ему приказание ухаживать за О'Пенни, Рокамболь ушел.

Сев в экипаж, он сказал кучеру: «Домой!»

Экипаж быстро помчался в Вернельскую улицу.

Швейцар подал ему письмо. Маркиз с важностью открыл его и прочел:

«Герцог и герцогиня де Салландрера покорнейше просят маркиза Альберта де Шамери сделать им честь пожаловать к ним на обед в будущую среду».

На другой день около десяти часов маркиз отправился к сэру Вильямсу и уже застал там доктора, который осматривал его с большим вниманием.

— Теперь я не сомневаюсь, — сказал он Рокамболю, уводя его в другую комнату, — что уничтожу татуировку, но опасаюсь, что пациент ослепнет.

— Ах, черт возьми! — пробормотал Рокамболь и, оставив доктора, пошел к сэру Вильямсу.

— Ты умеешь еще писать? — спросил он, подавая чернила и перо.

Сэр Вильямс взял перо и трепетной рукой написал: «Я помню все и жажду отомстить за себя».

— Отлично! Но так как ты можешь потерять остатки зрения, то попробуй написать, закрыв глаза рукой.

Сэр Вильямс отвернул голову и написал:

«Будь я совсем слепой, я узнаю своих врагов по одному прикосновению к ним».

— Браво, сэр Вильямс!

И Рокамболь возвратился к доктору.

— Можете его лечить, — сказал он, — глаза ему не нужны.

Через месяц сэр Вильямс совершенно преобразился в европейца: татуировка была уничтожена, а ожоги, которыми было покрыто его лицо, придавали ему вид механика, обезображенного взрывом котла, или артиллериста, опаленного пушечным зарядом, но зато он поплатился последним своим глазом — он ослеп совершенно.

— Честное слово, — проговорил однажды Рокамболь в то время, как сэр Вильямс сидел развалившись в мягком кресле перед камином, — у тебя весьма почтенная физиономия, внушающая о тебе понятие как о пострадавшем герое. Я наговорил о тебе много разных разностей: ты убивал сотни тигров, ты спас целый экипаж от нападения пиратов, сипаи отрезали тебе язык, Индийская компания наградила тебя орденом… в глазах моей сестрицы Бланш де Шамери и ее жениха Фабьена ты человек, которому я обязан жизнью. Следовательно, ты отлично будешь поживать себе в отеле, если не откажешься давать мне советы.

Сэр Вильямс утвердительно кивнул головой.

— Так слушай хорошенько! Я расскажу тебе, что я делал в Париже с того дня, как явился оплакивать свою матушку, маркизу де Шамери. Сначала я усердно принялся горевать о потере своей матушки, так что сразу приобрел себе привязанность и уважение своей сестрицы Бланш и ее жениха; но чтобы внушить к себе уважение света, я вызвал на дуэль барона де Шамери-Шамеруа и положил его сильным ударом, хотя, как говорят, он поправился, но тогда все опасались за его жизнь… Я сделался героем дня. Свадьбу моей сестрицы Бланш мы отпраздновали через три месяца после смерти маркизы, т. е. шесть недель тому назад. Меня принимают везде с распростертыми объятиями, так, например, я запросто бываю у герцога де Салландрера, испанца, обладающего громадным состоянием и единственной дочерью. На этой дочери я хочу жениться. Старик де Салландрера состоит депутатом в Кортесе. Так как имя его должно угаснуть вместе с ним, , он решил просить у королевы позволения передать достоинство гранда и герцогский титул будущему мужу сеньориты Пепиты Долорес Концепчьоны… Хе, хе, хе, дядюшка, что ты скажешь, если через несколько времени я сделаюсь испанским грандом, герцогом де Салландрера.

Сэр Вильямс как-то странно улыбнулся.

— Сеньорита, кажется, уже влюблена в меня, мать тоже благоволит, только герцога я еще не успел победить, но мы найдем для этого какие-либо средства, не правда ли, дядюшка?

Сэр Вильямс утвердительно кивнул головой.

— У меня есть уже некоторые планы, — продолжал Рокамболь, — но о них после, а теперь поговорим лучше о тебе или, вернее, о твоих и отчасти моих врагах, о которых я успел собрать некоторые сведения и справки.

Сэр Вильямс пошевелился на своем кресле.

— Арман наслаждается безмятежным счастьем; Баккара сделалась графиней Артовой… Вражда твоя к графу де Кергацу тебя два раза уже погубила, на твоем месте я оставил бы его в покое и занялся бы единственно Баккара, кстати, она и мне мешает в видах на сеньориту Концепчьону.

Вечером того же дня сэра Вильямса перевезли в отель де Шамери.

Герцог де Салландрера жил в Вавилонской улице, в пышном отеле, рядом с отелем Сент-Люс, купленном виконтом Фабьеном д'Асмоллем.