Жюль Верн - Осада Рима Страница 10

Глава IV. ШТУРМ

Дерзкие люди, стоявшие во главе республики, призывали население города к его защите. Но мирные жители, обязанные служить во внутренней охране, совсем не желали идти умирать на стены. Гражданская гвардия, не привыкшая к граду пуль и совершенно потрясенная меткостью орлеанских стрелков, тащилась на укрепления с большой неохотой. Этих случайных бедолаг-бойцов сменяли лишь после того, как они расстреливали все свои боеприпасы, поэтому они торопились, не глядя, израсходовать все патроны до последнего и с чистой совестью покидали опасное место.

Триумвиры не брезговали ничем в попытках разбудить гражданское сознание соотечественников: они распространяли слухи о своих успехах, поражение французов 30 апреля преподносилось как замечательная и окончательная победа повстанцев. Бегство неаполитанского короля от легиона Гарибальди тоже склонялось на все лады и было занесено в ряд важнейших исторических дат и событий Рима.

Затянувшаяся осада заставляла осажденных посмеиваться, они и думать не думали, что их поражение неизбежно. Французам не важно было, когда войти в город, им важно было войти. Генерал Вайан поставил перед собой благородную задачу исполнить воинский долг и сохранить жизнь своим солдатам, поэтому потери оказались незначительными. Будь римский гарнизон компетентнее в вопросах осадной войны, он смог хотя бы воспрепятствовать некоторым действиям осаждавших, если не остановить их вовсе. Римляне бы поняли, что их капитуляция необходимо вытекает из решения некоторых геометрических задач.

Андреани активно вмешивался в пропаганду триумвиров. Женщина, отнятая им у Анри и его друзей, больше не появлялась на улицах города. Да она и не занимала его до такой степени, чтобы он не принимал самого активного участия в обороне и не мелькал одновременно во множестве мест. Во время недавней кровавой сцены безумия он узнал французского офицера; он помнил также об узах, связывавших этого молодого человека с его жертвой. Но предатель не предполагал, что за ним наблюдает и преследует его по пятам честный Жан Топен. Увидев, как упал молодой капитан, этот храбрец бросился вдогонку за Андреани. Следуя за ним по его извилистому пути, он собрал о бывшем секретаре Папы кучу самых мерзких подробностей. Когда же он наконец решил вернуться в лагерь, городские ворота уже закрыли, а на следующий день перемирие было нарушено.

Став пленником в городе, где его никто не знал, но который он не мог покинуть, Жан Топен решил проникнуть в тайну, из-за которой оказался в такой опасной ситуации. Он понимал, что между несчастной безумицей и Анри Формоном существуют какие-то особые отношения. Следовательно, необходимо было выяснить, какую власть и почему имел Андреани над молодой девушкой, каковы его намерения и в какой омут бесчестия и рабства погружено существование этого бедного ребенка.

Каждый вечер, с наступлением ночи, Андреани выходил через ворота Сан-Панкрацио, Жан Топен не знал, куда идти, он боялся часовых и потому не решался выходить за пределы города. Однако и Андреани не мог отойти далеко от городских стен, иначе он неминуемо попал бы в руки французских аванпостов. Топен решил ограничиться наблюдением за бывшим секретарем в самом городе, но пока не открыл ничего, что пролило бы свет на преступление негодяя.

Андреани взялся распространять неточные и даже лживые новости, провозглашал несуществующие победы над осаждавшим город неприятелем, которым охотно верило большинство населения. Нередко его рвение пугало триумвиров, как, бывало, Эбер[28] пугал болото и умеренных в Конвенте[29] Дантоном[30] и Робеспьером[31]. Андреани ненавидел французов, как убийца может ненавидеть свою жертву. Он не желал с ними никакого перемирия, считая, что все они пришли, чтобы отомстить одному ему за совершенное преступление.

Поэтому его возбуждение достигло предела, когда 12 июня в шесть часов вечера майор Пуль предложил от имени главнокомандующего триумвирам условия капитуляции. Андреани собственноручно разорвал эту бумагу, после того как с нею ознакомили жителей города.

«Жители Рима, — говорилось в документе. — Французская республика прислала нас с миссией мира, вы же встретили нас как врагов; до сих пор мы лишь едва отвечали на огонь с ваших укреплений; приближается час, когда неминуемо разразится военная катастрофа; уберегите от ее ужасов город, полный славных воспоминаний! Римляне, примите нас как посредников в ваших внутренних разногласиях и не взваливайте на себя бремя ответственности за непоправимые несчастья!»

Подобные условия не могли, конечно, устроить противников мира и чести. Поэтому майор вернулся в лагерь ни с чем, и на следующее утро, в шесть часов, из штаб-квартиры французов пришел приказ открыть огонь.

Разом заговорили все три батареи; мортиры обрушили на стены и укрепления град бомб, что сделало пребывание на них смертельно опасным. Некоторые снаряды достигали даже Трастевере, сея там разрушение и смерть.

— Убийцы! — кричали римляне со стен. — Убийцы! Вы убиваете женщин и детей!

Ряды защитников смешались. Сначала они отступили перед смертоносным огнем, но затем отважно вернулись на свои позиции и во все стороны направили бесчисленные пушки; их было так много, что, стреляя через амбразуры, повстанцы накрывали французов прицельным огнем и заставили их залечь. Все годилось для отражения атаки противника: лопаты, щипцы, железные прутья, булыжники, всевозможные снаряды… Орудия республиканцев изрыгали смерть во множестве обличий. Они сумели даже воспользоваться плохим качеством французских снарядов — нередко бомбы, падавшие на территорию повстанцев, не разрывались, тогда защитники города закладывали их в свои орудия и с успехом посылали в обратном направлении.

Однако, несмотря на все усилия защитников, батарея правого бастиона замолкла.

В это время расположенные в первой траншее французские батареи, предназначавшиеся для разрушения стен, с большим трудом проделывали в них запланированные бреши; и не потому, что орудия слишком далеко отстояли от площади, трудность заключалась в том, что спуск к реке здесь оказался слишком крут, и это мешало направлять удар в точно заданное место, тем более что кирпич в стенах был связан на удивление крепким цементом. Чтобы в стене проделать пролом, следует примерно на высоте двух третей стены снарядами как бы прочертить две параллельные горизонтальные линии, расстояние между которыми также изрешечивается ядрами. В результате стена обрушивается, засыпая ров, тогда по нему можно пройти.