Марта Таро - Охота на Менелая Страница 10

– Князь Платон женился? Он был моим командиром и только недавно вышел в отставку. Кавалергарды его очень любили.

– Уже три месяца, как сыграли свадьбу, – отозвалась Надин и робко потупила глазки.

– Девочки, садитесь, пожалуйста, – предложила Чернышёвым хозяйка дома, – я сегодня задумала декламацию и выбрала для этого «Сида». Не хотите ли поучаствовать?

Надин, в отличие от сестры, совершенно равнодушная и к поэзии, и к драме, читала лишь французские романы, но признаваться в этом не хотела и потому скромно заметила:

– Мы не обладаем вашими талантами, зато будем самыми восторженными зрителями.

Отвечая хозяйке, она ловко посадила сестру рядом с графиней Воронцовой, а сама подошла к заранее намеченному месту. Шереметев пододвинул ей стул и сел рядом. Граф смущённо поглядел на Надин, но ничего не сказал. Да-а, эдак он на предложение не скоро решится!.. Придётся действовать самой. А как?.. Интересно, что ему нравится?.. Поглядывая на графа из-под ресниц, Надин старалась угадать подходящую тему. По крайней мере, Шереметев сам начал разговор про кавалергардов, значит, ему это интересно. Надин обворожительно улыбнулась и закинула удочку:

– Так вы служили под началом моего зятя?..

Ее собеседник радостно ухватился за вопрос и тут же принялся рассказывать о службе. Надин кивала, вставляла реплики, а сама исподтишка рассматривала Шереметева. Пожалуй, его даже можно было счесть красивым: тёмноволосый, с большими чёрными глазами и соболиными бровями; хоть невысокий, но стройный и ладный. Впрочем, его немного портил по-женски пухлый рот бантиком.

«Надо бы ему усы отпустить», – определила Надин. Мысль об усах напомнила ей об утренней встрече. Настроение сразу же испортилось. Надо же ей было попасться на глаза Ордынцеву!.. Отогнав раздражающие воспоминания, Надин вдруг осознала, что собеседник задал ей какой-то вопрос, а что ответить, она не знает. На её счастье, общее внимание отвлекла появившаяся в дверях пара. Эффектный шатен, лет сорока или немного старше, сопровождал ослепительную брюнетку в лимонно-жёлтом атласе. Покатые плечи дамы спорили белизной с кружевами воротника, а сверкавшее на её груди бриллиантовое колье перекликалось блеском с искрами в глубине её черных глаз. Надин с изумлением узнала в гостье томную спутницу Ордынцева.

– Бетси, а вот и ваш муж прибыл, значит, мы можем начинать наш маленький спектакль, – обратилась хозяйка дома к Воронцовой.

Елизавета Ксаверьевна равнодушно заметила:

– В чём, в чём, а в артистизме Мишелю нет равных.

Поймав огоньки свечей, заблистали огромные кровавые рубины в её ожерелье, и Надин вдруг показалось, что графиня специально повела плечами, чтобы привлечь внимание к своим баснословно дорогим украшениям. Похоже, что Воронцова ревновала. Муж пришёл с другой, да к тому же красоткой. Сама Елизавета Ксаверьевна была миловидна, но до мужниной пассии явно не дотягивала.

Княгиня Зизи представила гостям генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии, а потом назвала имя его спутницы. Красавица оказалась княгиней Нарышкиной. Самым интересным было то, что и у жены, и у спутницы Воронцова оказался сходный тип внешности. Это открытие так заинтриговало Надин, что она тихонько поинтересовалась у своего кавалера:

– А как звали княгиню Нарышкину до замужества?

– Ольга Потоцкая, – отозвался Шереметев, – она полька, такая же, как и Елизавета Ксаверьевна, та ведь до замужества была графиней Браницкой.

– Польки очень красивы, – заметила Надин, опуская ресницы.

Она так старательно прикидывалась овечкой, что уже с непривычки утомилась. Если бы не великая цель, разве бы стала она так мучиться?! Но её старания не пропали даром:

– Русские девушки гораздо красивее всех остальных! – пылко воскликнул Шереметев, и Надин сквозь ресницы поймала его восторженный взгляд.

Ну, надо же, и часа не прошло, как жертва пала к её ногам! Надин сразу повеселела и… махнула рукой на свой романтический образ.

– Благодарю вас от всех русских девушек, – весело сказала она и, теперь уже не жеманясь, просто, по-дружески спросила: – А вы не будете участвовать в чтении пьесы?

– Я пока не решаюсь, хотя обожаю театр, – серьёзно ответил граф и тихо, почти шёпотом спросил: – Вы знаете, что моя мама была крепостной актрисой?

– Да, – просто ответила Надин. – Вы её совсем не помните?

– Совсем! Только по портретам и представляю. У неё был удивительный голос, иногда мне кажется, что я слышу его во сне, а может, это ангелы поют.

– И я отца почти не помню, он погиб, когда мне было четыре года.

– А мой умер, когда мне было шесть, – отозвался Шереметев, – меня всегда окружали воспитатели и опекуны, а вот родных рядом не было…

Надин только собралась его утешить, но хозяйка потребовала тишины. Зинаида Александровна уже раздала графу Воронцову, своему другу поэту Веневитинову и княгине Ольге исписанные листы, положила перед собой книгу и объявила:

– Начинаем!

Надин покосилась на восторженное лицо Шереметева и признала, что тот действительно любит театр. Пьесу читали по-французски. Юные соседки давно знали о драматическом таланте Зинаиды Волконской. Та читала так же выразительно и безупречно, как и пела. Но и остальные участники импровизированного спектакля оказались на высоте. Граф Воронцов, читавший за Сида, убедительно передавал возвышенную борьбу между любовью и долгом. Веневитинову, по роли изображавшему рыцаря, влюблённого в героиню княгини Зизи, даже и притворяться не пришлось – его чувства проступали в каждом слове, а Ольга Нарышкина достоверно изображала гордую испанскую инфанту.

Текст пьесы оказался таким пафосным, а все герои – такими благородными, что Надин заскучала. Она покосилась на своего соседа, тот с обожанием смотрел на княгиню Волконскую, читавшую монолог страдающей Химены, потом глянула в лицо собственной сестры и увидела слёзы в глазах Любочки.

«Ну, надо же, все так наслаждаются!» – с удивлением подумала Надин. Самой ей было скучно. Она оглядела присутствующих. Гости увлеклись представлением, холодный и трезвый взгляд остался лишь у Елизаветы Ксаверьевны, та внимательно наблюдала за мужем и Нарышкиной.

Чтецы закончили первый акт, и Надин вдруг поняла, что толком ничего не слышала: слишком увлеклась, наблюдая за польскими красотками. Разве так ставят сети на женихов? Пора уходить. Надо закрепить успех и исчезнуть с глаз своего нового поклонника. Пусть поскучает!

– Я обещала маме вернуться пораньше, – сообщила Надин графу, потом кивнула младшей сестре и поднялась из-за стола. – Нам пора домой.

Шереметев вскочил. Он замялся, как будто не находил слов и наконец тихо пробормотал:

– Я могу навестить вас?

– Мы пока не принимаем, но до окончания коронационных торжеств останемся в Москве. Завтра мы снова придём к княгине Зинаиде.

– Я тоже буду, – обрадовался Шереметев. – Тогда… до завтра?

– До завтра, – улыбнулась Надин. Восторг в глазах поклонника согрел её самолюбие. Как быстро она добилась желаемого! Только вот радости особой что-то не чувствовалось. Да и с чего она вдруг появится, если всё оказалось так просто?

«Ну и пусть, – успокоила себя Надин. – Подумаешь, бороться не пришлось! Не больно-то и хотелось!»

Глава седьмая

Три встречи

Борись не борись, – результат будет тот же! Через день после первого свидания князя Ордынцева захомутали намертво. При этом ситуация выглядела на удивление мерзко: хоть и с благими намерениями, но за оказанные услуги ему приходилось расплачиваться с Ольгой собственным телом.

Но разве была у него другая возможность проникнуть в ближайшее окружение генерал-губернатора Воронцова? Нужно честно признать, что такой возможности не было. Дмитрия, конечно же, представили в Одессе и графу, и его супруге, но это считалось лишь шапочным знакомством, и запросто появиться в московском доме Воронцовых он не мог. Ну а Ольга сразу же устроила ему приглашение. В изящном конверте, доставленном Дмитрию на следующее утро после их первого свидания, лежала маленькая записочка. Графиня Елизавета Ксаверьевна в самых любезных выражениях приглашала князя Ордынцева посетить её скромный дом на Рождественке.

Конечно, её сиятельство всё сильно преуменьшила: дом Воронцовых оказался дворцом – в три этажа, классически строгим и совсем новым – что, впрочем, было неудивительно на этой полностью выгоревшей в двенадцатом году улице. Во внутреннем убранстве дома царила очаровательная легкость. Здесь не давила помпезность ампира, интерьеры казались изящными, но лаконичными, и Ордынцев задался вопросом: кому же Бог послал такой прекрасный вкус, генерал-губернатору или его жене? Ответ лежал на поверхности: приветствуя хозяйку, Дмитрий похвалил красоту дома, и просиявшая Елизавета Ксаверьевна с удовольствием принялась обсуждать с ним тончайшие подробности декора, а потом похвасталась: