Сергей Нуртазин - Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом Страница 10

Князь пришелся Витиму по душе. Прежде он видел его мельком. Ярослав в Киеве появлялся редко. По младости жил в Предславине, после в своих уделах: сначала в Ростове, а по смерти старшего брата Вышеслава – в Новгороде. Ныне радимичу удалось рассмотреть его ближе. Новгородский князь, сын Владимира и внук Святослава, худощавый, крепкий, лет тридцати, ростом выше среднего, хромал от рождения на правую ногу, отчего клонил голову вбок, а плечи его казались одно выше другого. Русый волосом, он имел на вытянутом лице крупный прямой нос, тонкие губы, густые усы и брови. Выдвинутый вперед подбородок Ярослава был брит. В голубовато-зеленых глазах читались властность и ум. В разговоре с Витимом князь не гордился, головы не задирал, поблагодарил за весть, одарил тремя серебрениками, кои вместе с златниками чеканили в Киеве по указу Владимира, велел челядинам сводить гонца в баньку, накормить и отвести на отдых в гридницу, а еще предложил остаться у него дружинником. Воины Ярославу были нужны, их у него перед приездом Витима поубавилось. Князь копил войско для борьбы с отцом, а для этого нанял немало варягов. Те же повели себя на чужой земле непристойно: стали творить всяческие непотребства, неуважительно относиться к обычаям местным, задирать мужей да жен домогаться. На Руси народ дружелюбен, гостеприимен и терпелив до поры. Недаром молвят: «Будь как дома, но не забывай, что в гостях». Пришел срок, поднялись горожане, похватали колья, стали бить находников. От кольев и кулаков перешли к оружию. Оросились улицы новгородские человеческой кровью. Не устояло воинское умение варягов против многочисленности и справедливого людского гнева. Изрядно их полегло во дворе Парамона и в иных местах города. Утрата эта привела Ярослава в ярость. Пришлось и некоторым из новгородцев, кои участвовали в убийстве варягов, поплатиться головами. Прежде князь призвал на свой двор участников побоища, обещал их не наказывать. Новгородцев пришло не менее тысячи, стали жаловаться на бесчинства варягов, корить Ярослава. Князь праведным словам не внял, озлобился на гордецов и своевольцев, велел дружине бить горожан, хватать и казнить зачинщиков. Дружина не медлила, потекла кровь. Кто смог – убежал, остальные были преданы смерти. Таких оказалось немало. Ныне же, прочитав письмо сестры, князь обеспокоился: «Послы из Киева мир обещают, только, выходит, вранье это. Замышляет-таки Святополк против меня. Чую, не избежать войны, только с кем на него идти? У брата киевляне, вышгородцы, туровцы, тесть Болеслав с поляками, к коим могут прибавиться немцы и печенеги, а что у меня? Своя дружина мала, варягов поубавилось, новгородцы отвернулись». В таком положении каждым воином дорожить станешь, вот и позвал Витима в дружину. Радимичу только этого и надо, понимал – обратной дороги в Киев нет. Неспроста увязались за ним воины Святополка, и если станет известно великому князю, кто одолел четверых его людей, то не сносить ему, Витиму, головы, а значит, стоило переждать. Но больше тревожило другое: не причинили бы зла родичам, не схватили бы Никиту. Немало печалила и разлука с близкими, особенно с женой Надежей. Ежедень в мыслях она являлась ему – любимая и желанная. Ее красота была иной, чем у Предславы, не такая яркая и броская, но она также манила и ласкала взор, заставляла думать о себе. Витим отдал бы многое, чтобы обнять ее, тонкую, хрупкую, прикоснуться к светло-русым волнистым волосам, заглянуть в серые выразительные глаза, услышать нежный тихий голосок. Ныне об этом приходилось только мечтать. Мечтать и ждать. Человек ожидает, а время поспешает. Стремительно менялись дни и события.

Осень началась для Витима, и не только для него, с печального известия – люди великого князя привели к гибели юного князя Глеба Муромского. Молвили, что случилось это у града Смоленска. Князь Ярослав стал спешно собирать силы против Святополка. Теперь никто не мог упрекнуть его в том, что он поднял руку на старшего: он мстил за младших. Но не только жажда справедливой мести вела его на Киев, князю было известно, как отец отнял стол у брата, и сам он был не прочь стать великим князем. К тому с малых лет его подбивал и готовил кормилец и советник Блуд, тот самый, кто предал Ярополка и перешел на службу к Владимиру. Ярослав завидовал Святополку, но за тем было старшинство и близость Киева. Кинься он по смерти отца из Новгорода в стольный град, ему вряд ли удалось бы поспеть туда вперед Святополка, будь тот в Вышгороде, Турове или в Польше. Тогда обычай был за брата, ныне же получалось, что правда на стороне новгородского князя и пришел срок попытаться вышибить Святополка из стольного града силой. Да и как иначе, братец убийством родичей не побрезгует, ведь и сестра Предслава предостерегала: «Берегись его!» Ей вторил Блуд: «Ныне время такое, не сломишь ты – сломят тебя».

Новгород и Киев стали готовиться к войне, искать союзников. Святополк призвал в свое войско киевлян, воев из иных русских городов и печенегов. Склонялся к нему и Брячислав Полоцкий. Тесть, Болеслав, привести поляков Святополку на помощь не смог, так как в то время увяз в войне с германским императором Генрихом. Ярослав же вновь пополнил дружину варягами и обратил к себе новгородцев. Повинился князь перед горожанами, попросил помощи. Новгородцы умом не тугие, смекнули, если откажут князю, то он встанет с варягами против них, от Киева поблажек тоже ожидать не приходилось. Не дай бог оказаться между молотом и наковальней. На вече решили идти за князем. За Ярославом тянулся и Святослав Древлянский, пересылался с Новгородом, обещал поддержку. На беду, об этом узнал Святополк и послал на него Волчьего Хвоста со многими воинами. Опытный воевода отрезал Святославу путь к Новгороду. Древлянский князь с семьей и дружиной устремился к Угорским горам, надеялся укрыться в Чехии у родственников по матери или у угров, но воины Святополка настигли его у реки Опир и разгромили. В кровопролитном бою сложил голову Святослав и семеро его сыновей, а жена Парасковья бросилась со скалы, чтобы избежать надругательств. Князь Древлянской земли пал по вине старшего брата, как и его предшественник, Олег Святославович. Мало того, не без стараний приспешников Святополка, по Руси пополз слух, что в гибели Бориса и Глеба виновен князь новгородский. Ярослав понял, что медлить больше нельзя.

Глава пятая

…и была сеча у Любеча…

В начале осени войска Ярослава и Святополка встали друг против друга по берегам Днепра, неподалеку от малого города Любеча. Скорой битвы не случилось. Первым переправиться через полноводную реку никто не осмелился. Ведомо – перевоз дело трудное, да и удержать берег малым числом воинов до переправы основных сил нелегко, при таком раскладе и до поражения недалеко. Князья это сознавали, потому и осторожничали, ждали удобного случая, а больше льда, чтобы по нему добраться до противника. Стояли до самых заморозков, дождались, когда хмурая осень отжила последние денечки. Сколько бы еще простояли, неведомо, только в один из первых дней декабря-студня явился к Ярославу, от верных людей, доброхот из вражеского стана и молвил, что князь Святополк с боярами и вся его дружина предались пьянству и самое время ударить.

Переметчиком оказался Торопша. Из темницы его вызволил воевода Волчий Хвост. Побоялся Олег, что не выдержит дружинник пытки и выдаст его, а Святополк обвинит в измене, и тогда пощады не жди. Великий князь к братьям жалости не имеет, а уж воеводу и подавно не помилует, не посмотрит, что среди воинов уважаем и что с первых дней после смерти Владимира поддержал его. Торопша лишнего не сказал, твердил, что к гречанке Таисии заходил по старой памяти и по ее просьбе книгу у Предславы забирал, за это она ему коня дала попользоваться, так как своя лошадь захворала. Деваться некуда, по просьбе воеводы Хвоста Торопшу вернули в дружину, только не больно ему хотелось служить новому князю: в темнице люди Святополка немало над ним поизмывались, добывая признания, и он этого не забыл, потому и бежал ночной порой с вестью к Ярославу. Ярослав немедля собрал в своем шатре воевод и поведал о том, что услышал.

Старшой новгородских воев Константин, сын славного Добрыни, родович князя, кивал:

– Верно, второй день гуляют. Веселье их пьяное до нас доносится. Ныне воевода киевский, Волчий Хвост, охмелев, в челн садился, да на середину реки выплывал. Оттуда хулил нас и тебя, князь.

– Что рек воевода? – Ярослав вперил взгляд в новгородца.

Константин смутился:

– Совестно такое повторять.

Ярослав настоял:

– Говори!

Воевода опустил большую кудлатую голову:

– Молвил, зачем мы, плотники, пришли сюда с хромым князем. Грозился заставить нас рубить киевлянам хоромы.

Ярослав сжал кулаки, заиграл желваками, но ответил спокойно:

– Хвалился волк, что медведя съест.

– Все храбрится Олег. Этот старый волк в рати знает толк, – изрек Блуд, пожилой серолицый муж.