Книга без названия - Юрий Валерьевич Литвин Страница 10

Объяснение, конечно, не ахти, но и за это спасибо. Холодно как-то от этого стало. И вообще такое впечатление было, как будто изнасиловали меня изнутри, согласия не спросив. Жуткое ощущение, не люблю я таких ощущений. Тьфу-тьфу-тьфу…

А потом туман куда-то исчез, и я опять очутился на своей стене между зубцами, и речка сверкала и переливалась как прежде, и людишки по своим делам спешили куда-то.

Осторожно пощупал я голову, но ничего потустороннего в ней пока не обнаружил, все та же шапка с бубенцами снаружи и мозги изнасилованные изнутри. Осталось ждать и надеяться на лучшее.

Я стал думать, отчего это все произошло, и помрачнел, вспомнив вчерашний вечер…

…А вчера вечером мой любезный король Георг вызвал меня по наиважнейшему государственному делу. Зубы у него болели, грустный ходил он от этого, что само по себе не удивительно, так как с больными зубами сильно не повеселишься, особенно когда дорогой королевский шут пытается тебя развеселить, клацая перед глазами пассатижами, украденными из камеры пыток самым бессовестным образом. На второй день он меня прогнал, и я вернул пассатижи на место к вящей радости Бледного Джо.

Обрадовавшись, что веселить монарха больше не нужно, я отъедался на кухне и пощипывал фрейлин, они лупили меня и верещали при этом, и было мне радостно. Так прошел день, а потом на меня свалилось это государственное дело.

Прибыли гости – король Аквитании, вельможный Гуадеамус, со своим епископом Ромуальдом пречистым. Встреча была на высшем уровне! Государственное дело, порученное мне, было таким: «Не светиться!». Король просил меня куда-то исчезнуть на пару деньков, застрелиться или просто прогуляться на Геркширскую трясину. По-человечески вообще-то попросил, как брата. Можно было выполнить эту просьбу, бесспорно, но…но…но…

Не понравился мне епископ. Я его еще в прошлый визит невзлюбил. Он как приехал, так я его сразу и невзлюбил. Лицо у него было, знаете, как у старой бабки повитухи, с бельмом на глазу. Пречистый Ромуальд! С ума сойти. Я и подошел его обнюхать на четвереньках, мол, такой ли он пречистый как себя называет. Запах скажу я вам, мама моя родная! Как от той же бабки повитухи да еще с нафталином.

Обиделся на меня епископ, хотел от церкви отлучить, да нас шутов от церкви отлучать не годится, а то мы совсем скурвимся и станем исчадиями адскими для людей живущих, умирающих и праздношатающихся без всякого дела.

Выпороли меня за это, но это так, к слову. Могли б и убить, но видно побоялись, мало ли что я после смерти сделать смогу, если при жизни полкоролевства на уши ставлю.

Короче, попросил меня мой король удалиться на время. Я пожал плечами, удалился, потом вернулся минут через десять и спросил: «Ну что, достаточно?»

Обругал меня король, хотел пинка дать, да только кулаком погрозил и вздохнул тяжело, наверно от боли зубной.

Тут церемония подоспела, а мне как назло стало скучно. К тому же еще у меня два шара было, веревкой связанные. Как специально я с ними дня два ходил, голову ломал, куда бы их приспособить, а тут как раз меня и осенило. Ну как иногда бывает, немного не ко времени, но я так своей идеей загорелся, что не до церемоний тут. Поспешил, как ошпаренный веселить своего любимого монарха. К члену обнаженному шары привязал и поспешил. Как известно, дорога в ад устлана благими намерениями.

И вот, представьте полный зал народу, два великих монарха лобызаются прилюдно, благодать великая в воздухе висит, епископ Ромуальд четки перебирает. И тут, чу, звон бубенцов, и появляется ваш покорный слуга с шарами. Подходит к епископу, становится рядом с самым благочестивым выражением на лице и начинает потихоньку в такт епископским четкам постукивать шариками. Оцепенел народ, озадачился поголовно. Короли поцелуй свой прервали и глядят на меня дурака. Епископ сознания остатки своего старческого терять начал, а я стою себе, знай шариками стук-стук – аминь, стук-стук – аминь…

Спасибо, стажа вовремя сориентировалась, выволокли меня из зала, пинков надавали. Понятное дело работа у них такая, и у меня тоже работа, весели их, а потом пинки от них же получай.

Ромуальд, зараза, меня и благословил напоследок…

Вот тут-то в моей башке дурацкой все на место и стало. Вот чего, значит, духи за меня взялись грешного, вот, значит, кому я своим приключением потусторонним обязан. Ох и не люблю я этих церковников с их штучками, ох и не люблю.

«Возлюби бога внутри себя, но не люби служителей культа Господа нашего», – любит говорить мой дружок Тимофей с паперти церквушки святого Патрика. Умнейший человек, между прочим, хоть и нищий. Надо бы с ним покалякать, может совет даст. Точно!

С этими мыслями я спрыгнул со стены. Не наружу конечно, дурак дураком, но не до такой же степени! И поплелся разыскивать Тимофея.

Кто-кто, а Тимофей знал толк в потусторонних заковырках, не зря же он под церковью живет, всего навидался и наслушался. Я погрозил кулаком невидимому духу, смутившему мое существование, и пошел расставлять точки над «и».

Тимофея я отыскал там, где и рассчитывал отыскать, на ступеньках. Он задумчиво смотрел куда-то вниз и ковырялся пальцем в носу. Занятие довольно серьезное и чреватое всяческими травмами, если человека отвлечь неожиданно. Потому я стал так, чтобы тень моя упала перед Тимофеем, и он смог не спеша отвлечься от процесса и медленно перевести внимание на мою особу, что он и сделал.

– Знаешь, – произнес Тимофей вместо приветствия, – я вот сижу тут и думаю, сколько все-таки разных людей на свете живет, а какают все одинаково! Ты представляешь?

Я восхитился глубиной этой мысли и даже забыл о своей проблеме. «А ведь действительно, – подумалось мне, – и принцы и принцессы, шуты и архиепископы, и даже мой любимый король Георг, не говоря уже о философствующем Тимофее, все одинаково совершают сей обряд. Снимают портки, садятся…»

– Нет, – я помотал головой, отгоняя видение, – епископ Ромуальд это делает иначе… Его наверняка поддерживают херувимы…

– Не богохульствуй! – строго погрозил пальцем Тимофей. – Пошли!

– Куда?

– Узнаешь, – кряхтя, Тимофей поднялся, упаковал свой мешок и поковылял прочь от церкви.

Мне оставалось только молча присоединиться к нему. Мы представляли живописную парочку, многие на нас оглядывались.

Привел меня Тимофей в кабак, так я и думал. Ну что ж, кабак так кабак. За бокалом вина мне проще будет собраться с мыслями и поведать товарищу о постигшем меня несчастье.

Тимофей был задумчив и неразговорчив. Выпив по паре порций прескверного напитка местного приготовления, Тимофей открыл причину