Рафаэль Сабатини - Меч ислама Страница 10

На подходе к Амальфи моряки увидели, что три дальних галеры из цепи кораблей Филиппино развернулись и пошли в открытое море.

Испанцы поспешили с выводами.

— Они бегут, — понесся крик от судна к судну, и удары кнутов еще яростнее посыпались на спины задыхающихся гребцов.

Просперо, однако, оценивал положение иначе и сказал об этом дель Васто, стоявшему рядом с ним на корме «Сикамы». Маркиз, неопытный в морских делах, предпочел играть роль лейтенанта при этом молодом капитане, чья слава была ему известна.

— Это не бегство. — Просперо указал на флаг, упавший на корме галеры, занимавшей теперь центральную позицию. — Эти трое подчинились сигналу, а сигналящая галера — флагман. Филиппино формирует резерв, который он будет использовать, когда этого потребует обстановка.

Монкада, ободренный тем, что против его шести галер идут пять, устремился вперед, спеша подойти ближе, чтобы свести на нет преимущества артиллерии противника. Он так сосредоточился на этом, что пренебрег советом находившегося рядом Трани открыть огонь.

— Это означает вызвать ответный огонь. Я хочу сделать все без стрельбы.

Однако Филиппино сразу же продемонстрировал превосходство своей артиллерии. Пламя и дым вырвались из жерла большой пушки — «василиска» — на носу флагманского корабля, и на Монкаду обрушился град камней, весивших по двести фунтов каждый. Мощный прицельный залп смел носовую скульптуру, прошелся вдоль неаполитанского флагмана от бака до юта, сея смерть и разрушения.

Монкада и Трани, задыхаясь, стояли по колено в крови. Из-за гибели части гребцов и паники в рядах оставшихся в живых весла дрогнули и перепутались. Два уцелевших надсмотрщика бросились наводить порядок и взывали к солдатам, чтобы те помогли вытащить убитых и раненых.

Джиролами да Трани поспешил на правый борт, чтобы заменить погибших и оглушенных взрывом канониров, прыгая через кровавое месиво на палубе. Добравшись до убитого канонира, он поднял выпавший из его руки фитиль и поднес к запалу. В этот миг галера дрогнула, и выстрел получился неточным. Трани в отчаянии искал канониров для остальных пушек, когда второй залп легшего в дрейф вражеского флагмана обрушился на палубу.

Разгадав замысел Филиппино любой ценой избежать ближнего боя, Монкада отдал приказ надсмотрщикам привести галеру в движение, чтобы подойти к генуэзцам для абордажа.

Галеры противников открыли пальбу, и на некоторое время стычка превратилась в ряд артиллерийских дуэлей без какого бы то ни было преимущества с той или иной стороны. В это время генуэзский флагман настолько далеко выдвинулся вперед, что оказался почти посередине между двумя эскадрами: обстрел галеры Монкады сломил сопротивление ее команды, и теперь уже Филиппино с уверенностью в успехе пошел на абордаж. Просперо, находившийся на правом фланге, тотчас воспользовался моментом и развернул «Сикаму» к центру цепи. Он подставил борт под вражеский огонь, но принял меры предосторожности, приказав своим людям лечь ничком на палубу. Цель его нападения на Филиппино состояла не только в поддержке Монкады, но и в приближении развязки ударом по вражескому флагману.

Чезаре Фьерамоска, командовавший «Вилламариной» и быстро уразумевший замысел Просперо, тотчас развернулся за ним и попытался перехватить генуэзцев. Но Филиппино тоже разгадал этот маневр и просигналил своим галерам слева, чтобы предотвратить нападение.

Началась гонка между испанцами, идущими на перехват Филиппино, и генуэзцами, идущими на перехват испанцев. Напрасно Просперо требовал от надсмотрщиков выколотить из рабов все возможное и невозможное. Напрасно рабы из последних сил наваливались на весла. Не имея возможности избежать встречи с генуэзцами, Просперо вынужден был вступить с ними в схватку, и вскоре все четыре галеры вцепились друг в друга мертвой хваткой. А тем временем Филиппино нанес последний удар по испанскому флагману.

Джустиньяни на «Гоббе», понимая, что исход боя решается на этих четырех галерах, торопился на помощь Просперо, бросив двух испанцев сражаться с двумя оставшимися генуэзцами. Что же касается фелюг и рыбацких шлюпов, то они держались на почтительном расстоянии от битвы, не имея ни соответствующей экипировки, ни достаточного числа людей.

Тем временем Просперо, в стальных доспехах и шлеме, с двуручным мечом в руках, провел стремительное наступление на борт «Пеллегрины» и быстро занял ее. Это дало ему возможность продвинуться вперед и объединиться с отрядом Фьерамоски, так что теперь они вместе бились против другой галеры, «Донацеллы». Сопротивление генуэзцев было ожесточенным. Испанцы столкнулись не только со стрелками Лотрека, но и с ордой полуобнаженных рабов, варваров, вооруженных лишь щитами и мечами. Те бились с яростью отчаяния, получив от Филиппино обещание отпустить их на волю в случае победы. Однако, несмотря на численное превосходство, обе генуэзские галеры в конце концов проиграли сражение. Но прежде, чем был нанесен последний победный удар мечом, Просперо, весь покрытый потом, копотью и кровью, понял, что победа одержана слишком поздно.

Три галеры, стоявшие в отдалении как резерв, как он и предполагал, возвращались к месту боя. Он, правда, все еще надеялся, что они идут, чтобы отбить захваченные им галеры. Но у командовавшего резервом Ломеллино были иные планы. Он замыслил удар по флагману Монкады, который, хотя и был изрядно потрепан, все еще держался на плаву, так как был намертво сцеплен с галерой Филиппино.

Все три судна Ломеллино неслись прямо на Монкаду. Нос одной из галер разнес руль испанца, вторая протаранила корпус прямо посередине, и треск ломающихся весел смешался с воплями рабов, ребра которых пострадали при ударе. Обрушившаяся грот-мачта добила покалеченных, и среди множества погибших оказался Джиролами да Трани, все еще командовавший артиллерией.

Бушприт третьей галеры вонзился прямо в то место, где когда-то находилась разнесенная еще первым залпом носовая скульптура флагмана.

Монкада с обнаженным мечом в руках бросился с мостика прямо на палубу, призывая своих людей продолжать битву. Тут выстрелом аркебузы его ранило в правую руку, а другим — в левое бедро. Он упал, обливаясь кровью, затем дернулся в последней попытке подняться и рухнул в беспамятстве, из которого ему уже не суждено было вернуться.

Быстро убывающий отряд стрелков все еще удерживал пространство от кормы до середины палубы, где торчал обломок грот-мачты. Они были стиснуты огнем и сталью, оглушены воплями, выстрелами, лязгом металла и треском ломающегося дерева. Затем этот пятачок был захвачен прорвавшимися через разрушенный правый борт генуэзцами.