Глеб Голубев - След Золотого Оленя Страница 10

— Откуда же мы можем знать, кто в том доме жил до революции, когда сами в нем только после освобождения Крыма от фашистов поселились?

— Все четыре семьи?

— Конечно. Дом пустой стоял, сильно порушенный. Вот нас в него и вселили.

— А кто до войны в нем жил?

— Вот этого уж не скажу, не знаю.

Однако Олег Антонович ни капельки не расстроился, когда я обескураженно поведал ему о полной неудаче начатых поисков. Наоборот, он даже как будто обрадовался и, потирая руки, бодро сказал:

— Отлично, значит, круг сужается! Мы уже ближе к цели. Теперь остается лишь выяснить, кто жил в той хибарке до войны и куда подевались ее прежние обитатели. Займитесь этим немедленно! И лучше поезжайте сами в адресный стол, мой друг. Не давайте им покоя, пока не разыщут всех прежних жителей!

Олег Антонович все делал страстно, увлеченно, и трудности лишь подбадривали его. Мне бы такой характер.

На следующий день я отправился в адресный стол. Выполнить задание оказалось нелегко, потому что архивы сильно пострадали за время войны и гитлеровской оккупации города. Но все-таки к вечеру удалось установить имена хотя бы двоих, несомненно живших в снесенном домике до войны: слесаря-пенсионера Никитина, умершего в 1943 году, во время оккупации, и какой-то Авдотьи Горячкиной, неизвестных занятий, — сна выехала в самом начале войны к сыну в Свердловск, где и следовало, видимо, разыскивать ее дальнейшие следы.

Вряд ли Горячкина имела какое-то отношение к спрятанным сокровищам. К тому же у нее бы нашлось достаточно времени забрать их с собой. Если же их спрятал в подполе бывший слесарь, то, ясно, успеть прихватить их на тот свет он не смог. Но и выяснить у него, он ли выкопал из кургана загадочные драгоценности, теперь было, конечно, невозможно.

Сомневаюсь вообще, что довоенные жильцы подозревали о спрятанном в подполе кладе. Дотошные сотрудники местного архива отыскали среди старых бумаг чудом уцелевшее постановление местного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, датированное 16 октября 1922 года. Оно разрешало «трудящемуся слесарю Никитину А.В. построить дом на освободившемся участке, из материалов, сохранившихся от прежних зданий».

Формулировка была довольно туманной, но из нее, несомненно, следовало, что дом, при сносе которого обнаружили строители удивительный клад, построен уже после революции — на месте каких-то развалин. И если Никитин так и умер, не воспользовавшись спрятанными сокровищами, вполне естественно было предположить, что он о них ничего и не знал. Драгоценности явно были запрятаны еще до революции — в подполе дома, разрушенного или сгоревшего в годы гражданской войны. Они затерялись среди мусора. На пустыре же построили новый дом. Шли годы, в нем, ничего не подозревая о спрятанном кладе, сменялись жильцы, пока и этот дом не пришел в полную ветхость.

Таким образом, тоненькая, полуистлевшая ниточка, очутившаяся у нас в руках, оказалась совсем непрочной и тут же оборвалась! Но Олег Антонович и теперь не пал духом.

— Ну что же, — сказал он, — тогда поступим так. Мне пора в Москву. Директор музея, насколько мне известно, жаждет поскорее избавиться от драгоценностей и отправить их в Особую кладовую Эрмитажа. Я с ним договорюсь на этот счет, а мы с вами поедем в Симферополь, и я перед отлетом выступлю по телевидению. Покажем найденные вещи, расскажем об их значении для науки и попросим, чтобы нам помогли отыскать бывших жителей этого заколдованного домишки в Матвеевке. Потом уже вашу находку из Симферополя отправят в Эрмитаж.

Нас сопровождал молчаливый охранник с пистолетом на поясе — инкассатор местного банка. Вооружен был и шофер, и от этого становилось тревожно. А вдруг какие-то злоумышленники пронюхали, что мы повезем в Симферополь бесценные сокровища, устроили где-то по дороге засаду и собираются напасть на нас?

Признаться, эти глупые мысли никак не выходили у меня из головы, отчего я слушал Олега Антоновича невнимательно, на его вопросы отвечал невпопад, так что он удивленно поглядывал на меня и крякал.

Телевизионная передача прошла удачно. Казанский был в ударе и рассказывал о жизни и быте скифов с красочными подробностями очевидца. Обстоятельно объяснив, как важно выяснить, где именно были выкопаны из кургана скифские драгоценности, Олег Антонович закончил свое выступление призывом ко всем, кто что-нибудь знает о людях, живших в разрушенном доме до революции, сообщить поскорее об этом в Керченский музей.

Потом мы в сопровождении так и не проронившего ни единого слова охранника отвезли драгоценности в местный музей и сдали по всем правилам, чтобы поскорее переправили их в Ленинград. Я завез Олега Антоновича на аэродром и отправился обратно в Керчь.

— Немедленно извещайте меня о всех новостях, — напутствовал меня Казанский. — Немедленно! Я уверен, новости будут. Кто-нибудь непременно откликнется. И статью, статью пиши срочно! — погрозил он мне пальцем. — Пока ее не пришлешь, шефу твоему звонить не стану.

Когда я утром пришел в музей, меня уже поджидал первый, поспешивший к нам на помощь.

Этому человеку суждено было принять самое деятельное участие в расследовании запутанной истории Матвеевского клада. Но в тот день я ничего подобного и представить не мог. Признаюсь честно: с первого взгляда посетитель показался мне ничем не примечательным — грузный, круглолицый, лысый, в помятом костюме с давно уже не модными широченными брюками.

— Клименко Андрей Осипович, — высоким голоском, неожиданным для его комплекции, представился гость, когда я пригласил его присесть у своего стола, несколько демонстративно начав поправлять разложенные бумаги.

Гость отнюдь не был простаком. В глазах у него промелькнула усмешка, и он добавил, крепко пожимая мне руку:

— Бывший следователь, с полувековым стажем.

— Следователь? — удивился я. — Но вам, видимо, надо к директору. Я тут лицо временное, в командировке…

— Не тревожьтесь, я не по служебным делам. Уже давно на пенсии. Просто смотрел вчера вашу передачу и заинтересовался.

— Ах так, очень приятно. Слушаю вас.

— Я насчет этого клада в тайнике. Остатки чемоданчика нельзя ли-посмотреть?

Просьба показалась мне неожиданной.

— Какого чемоданчика? — переспросил я.

— Ну, в котором сокровища были. Профессор вчера рассказывал, что они находились в чемодане, который почти истлел. Остались от него только ручка да часть стенок. Верно?

Я кивнул, мучительно стараясь припомнить, куда же девал остатки злосчастного чемодана. Кажется, засунул их вместе с брезентом, в котором вез сокровища, на шкаф. Пошарил там и в самом деле обнаружил сверток.