Поль Феваль - Роковое наследство Страница 10

Карпантье ставил заведомо бессмысленный эксперимент. Известно, что вслепую и по прямой – не дойти до заданной цели.

Тем не менее Винсент посвятил этой игре добрых пятнадцать минут, в течение которых ум его работал так напряженно, словно от точности расчетов зависела жизнь бывшего архитектора.

Когда он остановился, то есть, по его разумению, довел опыт до конца, сердце его учащенно билось.

Винсент открыл глаза и принялся усердно всматриваться вдаль, ища оставленную веху.

Марсово поле заливал лунный свет. Месяц скользил по небу, затянутому легчайшей пеленой весело бежавших друг за другом облаков.

Там, куда смотрел Винсент, ничего не было.

– Ну и безумец же я! – воскликнул он, смеясь над собой.

Но в ту минуту, когда Карпантье повернулся, чтобы поискать трость в другой стороне, он так и ахнул от изумления: воткнутый в землю флажок торчал в двух шагах от него.

На расстоянии вытянутой руки.

Винсент почувствовал, как руки его похолодели, а нервы напряглись до предела.

– Что это, случайное совпадение или неправильный расчет? – вырвалось у него.

– Ну полно! Хватит! – пожал плечами Карпантье. – Похоже, я просто спятил!

Он медленно зашагал дальше в сторону Военной школы, низко опустив голову, клонившуюся под бременем тяжких раздумий. Мысли Винсента хаотично мешались...

Винсент Карпантье был честным человеком, познавшим, однако, горечь неосуществившихся надежд.

В былые времена он мечтая о богатстве и, возможно, о славе, теперь же костлявая рука нищеты держала его за горло.

Перед глазами Винсента всплыл образ дочери. Он обожал это белокурое создание, копию горячо любимой покойницы-жены.

Вспомнил Карпантье и о Ренье, благородном отроке, единственной своей подмоге и опоре.

В Париже всякий знает, что секрет может стоить дорого.

Но, повторяю, Карпантье был честным человеком. Он подумал:

«Полковник обещал поместить Ирен в пансион, Ренье – в коллеж. Какое я имею право осуждать человека, которого весь город почитает за святого?»

Карпантье обогнул Военную школу с запада и уже ускорил шаг, чтобы поскорее добраться до дома, но тут его осенила новая догадка. Он остановился, как вкопанный, будто чья-то сильная рука схватила его сзади за шиворот.

– Вспомнил! – вскричал Винсент, хлопнув себя по влажному от пота лбу. – Голос кучера, который буркнул «спасибо»! Ей-богу, он же спрашивал на заставе: «Что везете?» Как теперь слышу.

Винсент дрожал от волнения.

– Так что же тогда получается? – проговорил он. – Выходит, не было никакой заставы. Роль караульного сыграл кучер. Мы не покидали Парижа. Результаты моего опыта на Марсовом поле – вовсе не бред, а истинная правда. Мы приехали туда же, откуда выехали. Конечный пункт известен, следовательно, и пункт отправления.

Руки Винсента безжизненно повисли, голова упала на грудь. Он пробормотал:

– Что скрывается под маской старческого добродушия? Я не в силах разгадать тайну этого человека. Он смеется, а мне страшно. Я никогда не встречал таких людей. Чутье подсказывает мне, что тайник ему нужен для хранения сокровищ. Так почему же у меня на лбу проступает холодный пот? Может, я напал на след преступления?

VI

ДОМ ВИНСЕНТА

Ужебрезжил рассвет, когда Винсент добрался до своего жилья.

Он занимал мансарду в уединенном домишке, расположенном посреди пустыря. Привратника в доме не держали.

На первом этаже этого строения помещалось под вывеской «Бомба» питейное заведение с весьма скверной репутацией.

Все жильцы других этажей работали в округе. То был квартал дровяных и угольных дворов. Здесь на одной и той же улице находились склады: «Французский гренадер», «Настоящий французский гренадер», «Новый французский гренадер» и «Единственный французский гренадер». Последнему наглости было не занимать.

Винсент отпер наружную дверь дома и поднялся по расшатанным ступенькам. Жилище его состояло из двух комнатушек и чердака. На чердаке спал Ренье, о котором уже не раз упоминалось в этой книге.

Винсент обычно возвращался с работы в восемь часов вечера, они ужинали втроем, а затем отправлялись спать, поскольку вставали на рассвете. Однако накануне утром Карпантье надел свой парадный костюм и предупредил, что, возможно, придет поздно.

Дети просидели до полуночи в ожидании Винсента, хотя он и велел им этого не делать; вечер омрачало лишь волнение за отца. Ирен и Ренье, оставаясь вдвоем, никогда не скучали.

Ирен минуло десять лет. Она обучалась искусству вышивания.

Ренье недавно исполнилось пятнадцать. Он овладевал мастерством резьбы по дереву и самостоятельно занимался живописью.

Кроме того, Ренье полностью вел все домашнее хозяйство – от уборки до стряпни; последняя была, впрочем, незатейливой.

Он уже выглядел настоящим юношей. Торговки дровами со второго и третьего этажей называли его красавцем – и не без оснований. У него было нежное умное лицо, обрамленное черными локонами, густыми и мягкими, как шелк.

На свету черные кудри паренька отливали рыжиной, которой могла бы позавидовать любая из этих дам; впрочем, соседки находили, что прекрасная шевелюра делает очаровательное и доброе лицо Ренье еще привлекательнее.

Доброта Ренье и правда бросалась всем в глаза.

Мужья торговок поговаривали, что он глуп. Почему? Загадка.

Лучащееся добротой лицо отнюдь не приводит людей в восхищение. И это относится не только к торговцам древесиной. Доброта нередко очень мешает карьере.

Злой человек лучше защищен. Его не любят, но боятся.

Я говорю о чувствах, которые испытывают мужчины. Женщины судят иначе.

Неверно сказать, что они ненавидят агнцев, – они их съедают.

Когда Ренье распевал у себя в мансарде, соседки с нижних этажей все до единой распахивали окна. Юноша пел хорошо, его чистый голос так и брал за душу.

Однажды госпожа Пютифа, пухленькая подружка канатчика с третьего этажа, остановила Ренье на лестнице и спросила, сколько сейчас времени.

Но у Ренье не было часов.

Тогда госпожа Пютифа поинтересовалась, откуда он родом. Этого Ренье тоже не знал.

Он помнил, что маленьким мальчиком скитался по австрийской Италии с бродягами, которые лудили кастрюли и гадали на картах.

Он жил милостью Божьей в самом прямом смысле слова, занимаясь там и сям делами, столь же презренными, как и попрошайничество: работал носильщиком в Венеции, чистил сапоги в Милане, еще чем-то в этом роде перебивался в Неаполе – до тех пор, пока не повстречал госпожу Карпантье, прекрасное и несчастное создание с печатью смерти на челе. Такой Ренье и запомнил эту женщину...

Он сидел у ее смертного одра, качая на руках малютку Ирен. В тот день, когда Ренье и Винсент проводили вдвоем молодую мать к месту ее вечного упокоения, мальчик стал членом семьи Винсента Карпантье.