Евгений Шалашов - Десятый самозванец Страница 10

…Утром Акундинов стоял в каморе, которую занимал казначей на пару с огромным железным сундуком.

— Здрав будь, Прохор Степаныч, — поприветствовал Тимофей, кланяясь старшему по возрасту и положению.

— И ты, будь здрав… Тимофеюшка, — сощурил подслеповатые глаза казначей, не сразу узнавая гостя. — С чем пожаловал?

— Да вот, — виновато почесал голову Тимоха. — Заболел я вчерась…

— А, знаю-знаю, — добродушно засмеялся Прохор Степанович. — Старшинство свое отметил да заболел… Бывает!

— Ну, скажешь тоже, Прохор Степаныч… — деланно обиделся старший подьячий. — Будто бы я самый пропойца из пропойц…

— Ладно-ладно, — примирительно сказал старик. — Дело-то молодое, сам знаю. Знаю, что пить ты умеешь. Ну, чего пришел-то?

— Да вот, жалобился на меня Конюхов. Говорил, деньги из-за меня неверстанные получить не могут.

— Точно! — хлопнул себя по лбу казначей. — Тебе же теперя деньги расходные нужно дать. На неверстанных подьячих, что перья гусиные изводят, — по полкопейки в день. Ну да сами перья, песок да бумагу тоже тебе закупать. Сто рублев на год, по полста на каждое полугодие, — кивнул казначей и принялся открывать сундук тремя имевшимися у него ключами.

Дело это оказалось не таким уж и простым. Прохор Степанович морщился, слегка матерился, проворачивая ключи в каком-то странном порядке: вначале — средний, потом — левый и правый, а потом — опять средний…

— От ведь немцы, заразы, — привычно ругался старик, — понаделают же сундуков с секретами, а ты, как дурак, возись с ними.

— Ух ты! И, как это ты, Прохор Степаныч, один да с ними справляешься-то? — подивился Тимофей. — А я и не знал, что такие замки есть! Вот мне бы ни в жисть не удалось. Все бы забыл да перепутал…

— Да так вот и справляюсь, — ответствовал польщенный старик, но, будучи мужиком справедливым, заметил: — В приказе Большой казны замки еще хитрее. Не немцы делали, а англичане, еще при Иване Васильиче. У нас-то что — если ошибся, то можно все обратно переделать. Так у нас и деньги-то такие, что тьфу… Что же такое, получили за нонешний месяц с Москвы да с посадов только двадцать тыщ? Курам на смех. (Тимофей, заслышав, что двадцать тыщ — это «курам на смех», чуть не упал в обморок!) А там — из всей России свозят! Десятки да сотни тыщ… Так в том сундуке, самом большом, если ошибешься, то пистоль в тебя стрельнет…

— Ну и ну, — покрутил головой Тимофей. — Это же надо такое удумать?

— Вот те и ну. Англичане, они на разные премудрые хитрости — самые хитрожопые будут! Ладненько, забирай свои деньги, — вытащил казначей из сундука увесистый мешок. — Тут пять тысяч копеечек. Считать будешь али на слово поверишь?

— Ну что ты, Прохор Степанович, — заотнекивался Тимоха, представив, сколько времени он будет пересчитывать каждую «чешуйку». — Да разве же я не верю? Токмо, — робко попросил он, — а нельзя ли мне не пятьдесят рублев, а сразу всю сотню выдать?

— А на что тебе сто-то рублев? — удивился старик. — Ты и эти-то деньги не скоро потратишь. Хорошо, ежели к Пасхе. Бумаги в приказе — завались. Перья в октябре покупать — невыгодно. Гусь-то линялый идет, щипаный. И то — мы их в сентябре брали. Ну, чернила там. Так ить чернила-то не водка, пить их, что ли? Вот когда потратишь да расписки с подьячих предъявишь, так и вторую полусотню возьмешь.

— Ну-у, Прохор Степаныч… — заканючил Тимоха, как ребенок, что просит у мамки сладкого петушка на палочке. — Выдал бы, что ли…

— Где ж ты их держать-то будешь? В твоей-то каморе только простой сундук стоит. Моя бы власть, так я тебе не по полста, а только бы по десять рублей давал. А ежели, скажем, украдут их у тебя? Если десять украдут, то ладно, не такая потеря. Да за десять не всякий тать и в камору под замок полезет. А пятьдесят? Кое-кто на такие деньги десять лет прожить сможет.

— Ну, Прохор Степанович, оч-чень надо! — чиркнул Тимофей себя ребром ладони по горлу. — Пятьдесят-то рублев — на подьячих, а еще пятьдесят… Ну, очень! А украдут — так ведь рассчитаюсь, поди. Куда же я денусь-то? Мне что, на правеж охота?

— Это точно, — согласился казначей. — Батогов всыпят да из жалованья вычтут… Купить чего удумал? — поинтересовался догадливый старик, который вроде бы поддался на уговоры.

— Эх, догадливый же ты человек, Прохор Степаныч, — восхитился Тимофей. — Сразу в самое нутро зришь…

— Ну так чего тут непонятного-то? — засмеялся казначей, теперь уж совсем подобревший. — Ну тогда уж скажи — чего покупать-то надумал?

— Да вот дом совсем плох, — закручинился Акундинов. — Весь сырой, со стен течет, гниль кругом. Летом три венца перебрал, оказалось — все надо менять. А за новый сруб сейчас двадцать рублев просят. Ну, сруб купить, да туда-сюда…

— А как возвертать-то будешь? — поинтересовался казначей. — У тебя ж жалованье — тридцать рублев в год.

— Так у Таньки-то у моей от приданого кое-что осталось. Домишко есть в Вологде, от ейного деда-епископа завещанный, — продолжал врать Тимоха. — Много-то за него не дадут, но и десять рублев — деньги. Ну а остальное как-нибудь. Жили же мы раньше на десять рублев в год.

То, что Тимофей был женат на внучке покойного епископа, уже не в первый раз сослужило добрую службу. Казначей, немного подумав, вытащил из сундука еще один мешок.

— Ну — пиши расписку, — сказал старик, закрывая сундук и указывая на стоявшую в углу конторку, где желтели листы самой дешевой бумаги в осьмушку. — Так, мол и так, взял старший подьячий, имярек, сто рублев, в чем — расписуюсь. Ну, сам знаешь, что писать.

Акундинов, старательно нажимая на плохо очиненное перышко, вывел расписку. Плохо чиненное перо брызгало и царапало бумагу. Когда закончил, не удержался и спросил:

— Прохор Степаныч, может, тебе кого из писцов прислать, перо-то очинить? Или давай я сам…

— Иди себе, — махнул рукой старик, — пером-то этим я уже года два пользуюсь. Вот как совсем сносится, так я новое-то и очиню. А пока и старым хорошо.

Акундинов пожал плечами, но вслух говорить ничего не стал. У каждой зверушки — свои игрушки.

Что же, сто рублев есть. Где бы взять еще сто? Пока ничего мудрого в голову не лезло. Потому, к неудовольствию супруги, вернувшись со службы, Тимофей опять пил горькую с постояльцем-собутыльником. Чтобы избежать попреков, мужики снова ушли в чулан. В запале даже не взяли никаких закусок-заедок, поэтому пришлось обойтись рукавом, занюхивая им выпитые чарки. После третьей захотелось выговориться.

— Я ведь, Константин, в кости проигрался, — начал Тимофей. — Вот, думаю, что же теперь и делать-то?

— Много? — искренне обеспокоился друг-приятель и по доброте души предложил: — У меня вроде копеек пять осталось — у Татьяны прибраны. Только свистни — так хоть сейчас и приволоку. А, нет, — оборвал свой порыв Костка, тяжко вздохнув, — пока не приволоку… Пока пьяный — Танька мне денег не даст. Проверено. До завтра придется ждать.