Владислав Хапров - Ватажники атамана Галани Страница 10

Степанов недоумённо остановился, захлопал глазами, его палец замер на спусковом крючке. Таких неразумных, а точнее сказать попахивающих помрачением рассудка действий он от меня явно не ожидал.

— Никак чокнулся со страху, — пробормотал бретёр, опуская ружьё.

Я метнул свой обломок. Приклад угодил Степанову прямо в голову. Он вылетел из седла, но всё же успел нажать курок. Хлопнул выстрел. Пуля сбила треуголку с одного из ошалевших «секундантов».

Это послужило для них сигналом к действию. Офицеры обнажили шпаги, камердинер вытащил из голенища сапога преогромный тесак. Они устремились вперёд с явным намерением прикончить меня. На этот раз без всяких церемоний.

Я подбежал к коню Степанова и, достав из седельных кобур пистолеты, направил их на убойц и закричал:

— Я никудышный стрелок, но с такого расстояния не промахнусь!

Те в испуге шарахнулись назад.

— Говорил я Филину, — процедил Жигарев. — Что толку из затеи с дуэлью не будет. Прирезали бы его тихонько и в воду. Чего мудрить-то. Он видишь какой, только с виду Ванька-дурачок, а так — хитрый гад.

— Ладно, — сказал Измайлов. — Мы с ним как-нибудь в другой раз потолкуем. Забирай Филина, авось оклемается, и убираемся отсюда.

Беспокойно поглядывая на стволы моих пистолетов, они водрузили бесчувственного помещика поперёк его коня и быстро скрылись из вида.

Так я познакомился со знаменитым волжским разбойником, помещиком Филином.

Глава IV

Мой въезд в Нижний Новгород. Описание города. Как я продавал лошадь. Я подслушиваю разговор купца Данилы с «Писарем» и нанимаюсь бурлаком на сплавной караван. Путь до Казани. Шайтан-гора. Рассказ о Чёрном мурзе.

В полдень этого же дня, смешавшись с множеством катившихся по дороге телег и гарцующих верховых, а также пеших мужиков с паспортами и без паспортов, шедших наниматься на судовые работы, я, через Ильинскую «решётку» въехал в Нижний Новгород.

Город этот расположен при слиянии Оки с Волгой. Его кремль стоит на высоком холме и окружён толстыми каменными стенами. На берег Волги выходят приземистые и низкие Ивановские ворота, за которыми широкой улицей протянулся базар. Близ других ворот Димитровских возвышается пятиглавый каменный собор, а рядом палаты митрополита. Здесь же находиться канцелярия и дом губернатора. Одна из башен кремля, расположена на самом высоком месте холма и с неё видна округа на много вёрст вокруг. Поэтому она служит дозорной. Город очень многолюден и предместья его раскинулись по обоим берегам Волги, насколько хватает глаз. Положение моё было аховым. Во-первых, за мной, по какой то неведомой причине, охотилась шайка безжалостных убойц, во-вторых, я профукал казённые деньги, что грозило отправкой в солдаты, и, в-третьих, самое главное, от пережитых волнений я ужасно проголодался, а в карманах у меня не было ни гроша.

Из всего имущества у меня остались лошадь и трофейные пистолеты. Пистолеты были простые, армейские, без каких либо украшений. На Гостином дворе я нашёл еврея-старьёвщика и продал их ему, по сильно заниженной, а точнее сказать грабительской цене. Тот бубнил, что пистолеты ворованные и, покупая их, он очень рискует, и при этом угрожающе тыкал пальцем в сторону таможни. Разубедить его не было ни малейшей возможности. Пришлось согласиться.

Вырученные деньги я решил употребить в дело. За торговыми рядами, вверх по Почайне располагалось множество харчевен. В одной из них я сытно пообедал и подыскал себе помощника. Это был рыжий, лохматый мужик по имени Тихон. Он жил при харчевне и кормился тем, что рубил дрова, таскал воду и делал прочую мелкую работу. Я пообещал ему за содействие два гривенника.

— За что такая щедрость? — спросил Тихон. — Если мокряка залупить, то я вам, добрый господин, не помощник.

— Не волнуйся, — ответил я. — Никакой татьбы и смертоубийств. Мы будем продавать лошадь.

Купив в лавке приличное платье и завитой парик, я отправил Тихона сначала в баню, а затем к цирюльнику. Состричь свои лохмы он согласился быстро, а вот чтобы сбрить бороду пришлось дать ему ещё гривенник. Соорудив из бродяги достопочтенного англицкого купца, я взялся за товар. Наш конюх Никита, упокой господь его душу, был крещёным цыганом. В молодости, он немало постранствовал с табором по простором Молдавии, промышляя воровством лошадей. Будучи как-то в изрядном подпитии он открыл мне секрет чудодейственной краски, с помощью которой любую клячу непотребного цвета можно было превратить в лошадь благородного чёрного окраса. Через несколько дней краска слезала, но продавец к тому времени был уже далеко.

После перекраски моя кобылка стала выглядеть намного лучше. А когда я применил ещё пару-тройку хитростей нашего конюха, она просто засияла великолепием.

Вечером я наставлял Тихона:

— Ты должен изобразить важного иноземца. Надуйся от спеси и стой истуканом. И главное помалкивай. Говорить будешь, только когда я тебе подмигну. Если один раз, говори е-ес, если два раза говори но-у. Понял?

Тот радостно кивнул головой. Подумал, наверное, а работёнка то впрямь оказалась не бей лежачего.

Так мы явились на торг. Я заплатил пошлину за торговое место в конском ряду и небольшой сбор в пользу воровской артели, чтобы с моей лошадёнкой, а то не приведи господь со мной, не приключилось чего нехорошего. На это ушли последние деньги, и оставалось только уповать на моё умение обжулить ближнего, и готовность ближнего быть обжуленным.

Изображая из себя скромного толмача богатого иноземного купца, я принялся зазывать покупателей.

— Господа, из далёкой Англии купец Джон Смит, — при этих словах я пихнул Тихона вбок, и прошептал, — поклонись, — тот невозмутимо отвесил неуклюжий поклон, — привёз на продажу кобылу знаменитой британской породы «цезарианский тяжеловоз». Порода сия была выведена по повелению самого Гая Юлия Цезаря, чтобы перевозить на большие расстояния осадные машины: баллисты, катапульты, тараны и прочие. Вместе с римскими легионами она попала в Британию, где и разводиться уже в течение почти что двух тысяч лет.

— Ух, вдохновенно врёшь, — восхищённо прошептал Тихон. — Я бы такого в жизнь не придумал.

— «Цезарианский тяжеловоз» отличается от других пород тем, что возя груз в половину больше чем остальные, он тем не менее жрёт овса в два раза меньше.

Круживший некоторое время вокруг да около, богатый крестьянин, наверняка промышлявший извозом, тут же оживился.

— Неужто и вправду вдвое меньше? — недоверчиво спросил он.

— Так сказал господин Смит, но, может, я его неправильно понял. Сейчас переспрошу.