Анатолий Коган - Замок братьев Сенарега Страница 10

— А сам ты, друг? — спросил сотник. — Своею ли волей здесь?

— Своей да судьбининой, — усмехнулся Василь. — Не на аркане, да на цепи...

На тесном дворе всяк занимался своим делом. Рылись в песке куры, куда — то шествовали полудикие утки, с ленивым рычанием оттирали друг друга от рыжей и лохматой красотки свирепые, но сытые псы. Перебранивались служанки. Картежники у казармы затеяли было свару, но негромкий окрик Конрада с вершины близкой башни разом утихомирил спорщиков. Над большим, выдолбленным из мощного ясеня корытом склонилась крутобедрая стряпуха. Подняв от стирки румяно — смуглое лицо и смело выставив покатые полунагие плечи, женщина смерила сотника взглядом и улыбнулась, приоткрыв ряд белых зубов. Улыбка — ласковая и слегка виноватая, — была предназначена, однако, не ему. Улыбка летела прямо к неказистому собой Василю.

— Эге, — подумал витязь, — не тут ли она, человече, эта цепь, что крепче татаринова аркана?

Где — то вверху стукнуло окошко. Витязь поднял взор. Что — то яркое, кто — то из старой сказки привиделся сотнику в окошке донжона — башни, — еще не виданной им, негаданной красы. Воин прищурился: в окне снова было пусто. Словно легкая белая птица мелькнула рука, и свинцовая рама захлопнулась. Все исчезло, прошло, куры снова лезли в глаза, копошась в пыли. Господи, было то или не было вовсе? Сотник вновь поднял взор. С вершины ближней башни на него устремил бесстрастный взгляд, закованный в латный нагрудник, покрытый стальным беззабральным шлемом крестоносный рыцарь — монах.

Пройдя еще несколько шагов, Тудор в недоумении остановился перед пристройкой к складу — длинным низким зданием, поделенным на одинаковые клетушки — кельи. В какую надлежало войти?

— Вон она, твоя — то, — услужил ему напоследок Василь. — Прочие покамест пусты. — И пошел по своим делам.

Тудор Боур еще раз окинул взглядом небольшую фряжскую крепость. Строена крепко и красиво, удобна для защиты и жилья. Изящные башни горделиво возносили над далью островерхие черепичные и свинцовые крыши. Добрый хан[27] для каждого, кто сюда неволею или волей попал. Кто же стены и вежи те чертил, размечал место на холме, кто приказывал каменотесам, землекопам, стеноделам — муралям? Без доброго зодчего такого замка не построить. Или делали это все сами братья? Фрязин, если учен, на многое горазд.

Преломив душистый свежий хлеб Леричей, Тудор вспомнил великую печаль белгородских пыркэлабов. «Городу нужен зодчий, стены из камня строить, деревянным на смену, — говаривал пан Влад. — Звали — не едут. Где такого мастера для нашего города сыскать?»

День прошел, казалось, бестолково. Василь принес простой, но обильный и вкусный обед. Ненадолго приходил сам Пьетро; справился, удобно ли гостю, пояснил, что гулять за воротами витязь волен, но татары, в Поле вездесущи, как нечистый дух; пригласил напоследок на общую трапезу в воскресенье, в замковый зал. На мгновение блеснули в окошке чьи—то любопытные женские глаза. Тудор, скрестив ладони под затылком, не шелохнулся. Мысли упорно теснились в голове, никак не выстраиваясь в тот порядок, который дал бы ясность и показал, что далее делать.

Кто был Василь, простецкий с виду мужик, но, верно, очень непростой? Откуда взялись прочие здешние — рыцарь, воины, слуги, женщины? Кто сидел в темнице, охраняемой и запертой, хотя степь и море, татары и пираты удерживали тут от побега надежнее всех запоров? Василь успел сказать Тудору, что и запоры, и стража — дело недавнее, до того узники жили в мрачном тереме вольно. Зачем содержатся строго сейчас?

Был еще вопрос, который сотник гнал прочь, упорно, но безуспешно: чье окошко стукнуло утром над головой, кто привиделся ему? Пан Влад говорил, что у Сенарег живет сестра. Неужто то была она?

И возвращалась осою думка: кто строил это разбойное, но красивое, невольно вызывавшее восхищение бывалого ратника гнездо? Бывший миланский капитан, сотник Боур любил красивые, надежные в деле вещи, особенно сработанные для воинов; взяв в руки добрый лук, аркебузу или саблю, всегда спрашивал, кто был мастер. Кто же, думал Тудор, так недавно здесь строил, ведь церковь закончена не более месяца тому? Где тот мастер — далеко ли, близко?

В дверь постучались. «С вежливым достоинством», — подумал сотник, перенявший у герцога Сфорца умение определять входящего еще до того, как тот появлялся на пороге. Тудор открыл. Перед ним стоял высокий седеющий муж; пола синего плаща незнакомца, словно край римской тоги, была переброшена через его левую руку.

Вы новый здесь гость, синьор, — сказал пришедший, — я — старый. Потому и взял смелость представиться первым вашей милости. Меня зовут Антонио, в иных городах и фортеццах — Антонио Мастером или Зодчим.

10

— Этот новый пленник, — небрежно спросил мессер Амброджо брата, — уверен ли ты, что получишь за него выкуп?

Старшие Сенарега беседовали в уголке большого зала, где зимой и летом в камине горел огонь. Семья была в сборе; юная Мария, сидя поодаль на высоком стуле, вышивала. Лишь непоседа Мазо куда — то запропастился, как всегда.

— Сотник из Монте—Кастро за себя вполне способен заплатить, у этих молдавских разбойников дукаты и флорины всегда закопаны во дворе, под орехом.

— А не сбежит?

— Народ они дикий, но слово держат, — улыбнулся Пьетро. — Уж я — то за пять лет вызнал повадки здешних племен.

В этих словах звучал скрытый упрек брату. Амброджо не оставался подолгу в Леричах, предоставляя старшему блюсти общие интересы в семейном гнезде. Средний брат любил более скитаться по свету, но не как моряк и воин, каким Пьетро был много лет. Амброджо склонялся к иному занятию — к большой игре процентами и займами, — не к стали, но к золоту, не к палубе галеи, но к гладкому листу денежного обязательства.

— К тому же, кое — что об этом человеке я прознал, — добавил старший брат. — Он служил в Италии, у Сфорцы, посвящен в рыцарское звание. Да, видно, опять потянуло его на овечью брынзу да тигечское вино.

— К слову сказать, — отменное, — заметил Амброджо, знавший толк в напитках, как многие генуэзцы, не как пьяница, а как купец. — Но как такой рубака дал себя захватить?

— Ты не знаешь татар, — заявил, улыбаясь, Пьетро. — Эти демоны вездесущи на всем востоке, и хитрости их не может противиться никакая сила. Не будь я нужен и Шайтану, и бею его со всей ордой, — татары давно выкрали бы меня из фортеццы, как цыпленка, и продали в самый Египет. Слава богу, мы им нужны; ведь Леричи для их улуса — все равно что Каффа для самого хана.

Амброджо наморщил одутловатое лицо.

— Такая птица! Можно было стребовать с него и тысячу!

— Пятьдесят процентов сверх выкупа — хорошая цена, — строго возразил Пьетро. — Надо быть честным в делах.

— А если денег под его орехом все — таки нет? И сеньоры его не захотят платить?

— Тогда я получу свои золотые у любого торговца невольниками, — жестко вымолвил мессер Пьетро ди Сенарега. — Он молод, имеет воинскую выучку и, видимо, очень силен. За такого в Александрии или Венеции можно выручить до тысячи золотых.

Мария слушала, не переставая вышивать. Лишь невольный, легкий румянец мог бы выдать увлекшимся беседой старшим, как взволновали их речи сестру.

— Но где же Мазо? — осведомился, будто ненароком, Амброджо. — И что скажешь ты, синьор брат, об этой вещи, которую я нашел в его комнате?

Амброджо вынул из широкого рукава, где обычно прятал всевозможные бумажки и свитки, темный предмет величиной с ладонь.

— Светильник. Очень древний. По — видимому — греческий, — определил Пьетро. — Откуда он у младшего?

— Надо его спросить, ответил Амброджо. — Догадываюсь, впрочем. Базилио недавно накопал под курганом земли для цветка, что растет в комнате Марии. Он, надо думать, нашел.

— Серебряный, — мессер Пьетро взвесил светильник на ладони. — Ежели эллинский — ему нет цены. Любой кардинал или герцог, сам папа...

Старший брат не закончил своей мысли, когда в комнату вихрем влетел раскрасневшийся юноша. Сверкая взором, парень схватил светильник, положенный Пьетро на стол.

— Обыскивал мою комнату! — воскликнул он, обращаясь прямо к среднему.

— Разве ты не мой младший брат? — усмехнулся тот.

— Но не раб! — юноша все более распалялся гневом.

— Спокойно, Мазо, спокойно! — сказал Амброджо. — Отдай мне сию вещицу, и я тебе хорошо заплачу. Хочешь за нее талер?

Мазо молчал, сверкая очами.

— Хочешь, я отдам тебе полный вес серебра? — продолжал вкрадчиво Амброджо.

Мазо глядел на него несколько мгновений, успокаиваясь. С затаенным презрением улыбнулся.

— Вес золота! — потребовал он.

— Ну, это много, — протянул Амброджо. — Полвеса золота, Мазо. И — по рукам!