Эдвард Уитмор - Синайский гобелен Страница 11

К тому же он чувствовал нарастающее презрение к Англии, которую считал для себя слишком мелкой, ограниченной и чопорной. Он все еще был слишком юн и предпочитал думать, что в шестистисотпятидесятилетней глупости Стронгбоу больше виновата страна, нежели сама семья.

Итак, его огромный глаз уставился на архиепископа. Речь Стронгбоу была краткой.

Ваша милость упомянула Дом Ганноверов, немцев, приехавших сюда примерно через пятьсот сорок лет после того, как был основан наш герцогский род. Надо признать, что Плантагенеты Стронгбоу ничего не сделали для Англии за шесть с половиной столетий, но во всяком случае они имели честь заниматься этим на английской земле. А посему мы почтим эту землю и Викторию Ганноверскую, назвав сие открытие rosa exultata plantagenetiana.[3] Спасибо, что пришли, и благодарю вас за то, что вы признали несомненное существование этого редкого цветка.

Более ни слова не было сказано по обе стороны стола. Огромный глаз так и висел под самым потолком, пока делегаты, съежившись, выскальзывали за дверь.

Из Англии Стронгбоу немедленно исчез, и о первых его путешествиях сведения сохранились лишь обрывочные. Время от времени в одной из европейских столиц появлялась подробная монография о флоре Западного Судана или Восточной Персии, пересланная из Дамаска или Туниса и напечатанная частным образом в соответствии с его указаниями.

По крайней мере раз в год он описывал больше десятка новых видов пустынных цветов, и ни разу никто не мог оспорить его открытий. Так что, несмотря на то что он продолжал вызывать страх и неприязнь даже вдали от родины, английское ботаническое сообщество вынуждено было восхищаться ходом его исследований.

Хотя на самом деле Стронгбоу посвящал ботанике очень мало времени. Вместо этого он неожиданно обратил свои колоссальные способности к концентрации на изучение секса — поворот, который в конечном счете привел к падению Британской Империи.

Но это не заботило Стронгбоу. Большее значение для него имело потрясающее открытие, которое он сделал в одной синайской пещере уже через несколько лет, проведенных на Ближнем Востоке. Если точнее, то он выяснил, что утраченный оригинал Библии действительно существовал. Этой тайной он поделился при жизни лишь с одним человеком.

Со дня этого открытия для Стронгбоу начались почти сорокалетние поиски Синайской Библии и размышления о том, что мог содержать утраченный оригинал, — поиски, которые продолжались всю его жизнь, — и из всего того наследия, которое он оставил двадцатому веку, именно это больше всего интриговало и не давало покоя мальчику-идеалисту по имени Стерн, которому однажды было суждено заняться контрабандой оружия и который был единственным сыном и наследником Стронгбоу.

Глава 2

Валленштейн

Люди склонны становиться легендами, а легенды имеют способность превращаться в людей.

За время массовой религиозной бойни, известной под названием Тридцатилетней войны, он, бывший сирота из Чехии по имени Валленштейн, дважды становился всемогущим генералиссимусом Священной Римской Империи — пока его не убили по приказу Габсбургов.

Множество разных врагов охотились за беглецом в туманах северной Богемии, но когда он наконец попал в западню, пронзившую ему грудь алебарду держала рука английского капитана, которым командовал ирландский генерал. Год шел 1634-й, и эта смерть, за которой тенью следовал призрак орла, живущего, по арабскому поверью, тысячу лет, привела в Средиземноморье одного человека, а этот человек считался предком другого человека, который однажды решится совершить самый эффектный подлог во всей человеческой истории.

При жизни генералиссимус Валленштейн столь усердно занимался астрологией, что вся его семья питала отвращение к звездам, за исключением одного ленивого племянника, который только в них и верил. Поэтому, узнав о смерти своего знаменитого дядюшки, племянник в то же утро поспешил посоветоваться с местным предсказателем.

Кудесник всю бессонную ночь проклевал носом в обсерватории. Он уже собирался ложиться, но не мог отказать самому влиятельному из своих клиентов. Он устало разложил таблицы и попытался что-то из них вычитать. Когда ему это наконец удалось, он уже совсем засыпал.

Подкуп, возопил племянник. Подкуп поможет? Мне надо спасаться бегством?

Орлы, пробормотал чародей.

Племянник Валленштейна подпрыгнул на стуле.

Как можно быстрее. Конечно. Но куда?

Прошу прощения, больше я ничего не могу разобрать.

Валленштейн тряхнул мага за бороду, но старик лишь захрапел в ответ. Юноша поскакал обратно в замок на берегу Дуная, где его ждал исповедник, иезуит, любивший пропустить стаканчик винца в полдень. Тот сразу заметил, что левое веко у племянника дергается и время от времени закрывается само собой — верный признак сильного возбуждения. Немало поездив на своем веку по поручениям Ордена, он предложил Валленштейну облегчить душу. Пока племянник говорил, священник преспокойно облегчил и всю бутылку.

Shqiperi, проговорил он после продолжительной паузы. Прекрасный сбор, сын мой.

Что-что? спросил Валленштейн, выглядывая из-под закрывающегося века.

Урожай, говорю, был удивительно хорош.

Нет, вы еще что-то сказали.

А, ты имеешь в виду древнее название, которое албанцы дали своей стране? Которое, как полагают, означает орел? Да, албанцы — древний народ, они выжили, потому что страна их гористая и труднодоступная. Видимо, они когда-то отождествляли себя с обитавшими там орлами.

Иезуит, казалось, совсем не удивился, когда Валленштейн рухнул на колени и признался, что никогда не верил звездочетам. Они еще немного побеседовали, и священник похвалил юношу за то, что он не пал жертвой астрологических заблуждений своего дядюшки.

Затем он отпустил ему разные грехи и велел прочесть несколько раз «Славься, Мария» и, пожелав всяческих успехов в южных странах, если тому случится поехать на юг, на время отсутствия хозяина принял роскошный винный погреб в замке под свою полную ответственность.

Первый из албанских Валленштейнов считал себя временным изгнанником из родных германских земель. Он намеревался уехать из этой варварской страны при первой же возможности. Но жить как-то было надо, и он поселился в одном из замков и женился на местной жительнице.

Когда у них родился сын, он разрешил назвать его по имени национального албанского героя пятнадцатого века, христианина, обратившегося сперва в мусульманскую веру, а затем опять в христианство; будучи заложником в турецком плену, он получил имя, под которым вошел в историю, Искандер-бей (по-английски лорд Александр), или Скандербег, как называли его соотечественники. Когда он наконец вернулся на родную землю, он стал знаменитым воителем, причем первую половину своей жизни неустанно штурмовал христианские крепости, воюя за турков, а вторую половину жизни — столь же неустанно защищал от турков те же самые крепости.