Джерри Старк - Пять писем к Сяо Хэ Страница 11

— Это всего лишь народная молва, — неловко отшутился я. Цзян Лун без труда оторвал меня от пола и слегка встряхнул, так что я только зубами ляскнул.

— Я велел тебе внести раздор между принцессой и ее воякой! — зло прошипел он. — А ты, ты…

— Я делаю все, что могу! — сдавленно булькнул я. — Это дело не одного дня, и даже не одной седмицы! Вот, уже сейчас они косо глядят друг на друга! Все придворные начинают фыркать, когда речь заходит о журавлях и танцовщицах!

— Этого недостаточно, — Цзян нехотя перестал меня трясти, позволив моим ногам коснуться пола. Он так и не выпустил из пальцев ткань моего воротника, удерживая меня рядом. Вглядываясь в мое лицо пристальным и тяжелым взглядом. Его губы едва слышно шевелились, я не мог угадать, что именно он говорит, но мне ужасно не нравилось выражение его лица. Оно было таким же холодным и сосредоточенным, как тогда, под зимней сливой.

«Не набросится же он на меня прямо здесь, где полно людей и всякий может нас увидеть!» — утешал я себя, пытаясь выдавить жалкое подобие улыбки. Я не пытался высвободиться, не мог закричать — он заворожил меня, как змея взглядом завораживает птицу…

Краем глаза я заметил промельк бирюзовой синевы в отблесках серебра. Госпожа Сюэнь, дама Муан и несколько сопровождавших их молодых людей, судя по одеяниям, отпрыски знатных придворных семейств. Повинуясь шепотку внутреннего голоса и проклиная себя за то, что следую туманным недоговоренностям цзинши Фаня, я совершил величайшую глупость. Подался навстречу Цзяну. Смотря на него подобно влюбленной куртизанке — смятенно и трепетно, с блеском непролитых слез в глазах.

Серебристая Лиса с треском развернула шелковый веер. Госпожа Муан поджала яркие губы. Никто не произнес ни слова. Впрочем, в таких ситуациях обычно и сказать-то нечего. Не портить же прием у принцессы шумным выяснением отношений, уподобляясь голосящим на рынке простецам.

Спустя пристойное время я потихоньку выскользнул из залы. Сквозь заснеженные еловые ветви таинственно мерцали развешанные там и сям бумажные фонарики разных цветов — и я почему-то ничуть не удивился и не испугался, заметив выступившую из кустов фигуру в неприметном сером халате. Я догадывался, что глаза и уши проницательного цзинши непременно объявятся здесь.

— Скандала не случилось, — известил я его. — Однако у меня есть веские основания предполагать, что отношения между госпожой вдовствующей императрицей и почтенным Цзян Лунем в ближайшее время станут не вполне хороши… Этого и добивался господин Фань, я прав?

Ли Вэнь безмолвно пожал плечами. Мол, понимай как знаешь.

— Но каков в этом деле мой, лично мой интерес?

— Цзинши Фань обратил на тебя внимание. Ему пришлось по душе то, что ты не впал в отчаяние, но сумел обернуть ситуацию себе на пользу, осуществив эту игру с поддельными письмами. Отныне он станет учитывать тебя в своих планах, — Ли Вэнь переступил с ноги на ногу, хрустнул под каблуками смерзшийся песок. — Кроме того, ты избавляешься от постоянной угрозы, а господин Чэн… кстати, ты заглянул в предназначенный ему пакет?

— Нет, — я невольно прикусил губу. Значит, цзинши известно и про сливовый сад под восточной стеной?

— Загляни. Тебе будет интересно, из каких нитей можно сплести прочную уздечку для бешеного скакуна, желающего только войны, — посоветовал Ли. Глянул на окна дворца, кивнул: — Тебе пора идти. Прием подходит к концу, гости скоро начнут расходиться. Не попадайся им на глаза. Во избежание, — он повернулся, собираясь уйти, снова исчезнуть среди деревьев.

— Ты помогаешь мне только потому, что так приказал твой господин? — крикнул я в спину этому непонятному человеку, невесть откуда взявшемуся в моей нескладной судьбе.

— И еще потому, что мне всегда нравились яшмовые безделушки, — долетело в ответ.

Письмо пятое. Март

Давно не писал тебе, моя драгоценная Сяо. С времен моего последнего письма многое изменилось — и в Поднебесной, и в моей жизни.

Трещина между вдовствующей императрицей Сюэнь и ее верным единомышленником Чжан Лунем по прозвищу Таящийся Дракон ширилась и ширилась, зияя пугающей чернотой. Они словно оказались на льдинах, уносимых весенним полноводьем все дальше друг от друга. Господин Чжан тщетно пытался загладить свой промах — но, чем настойчивее он пытался починить сломанное, тем быстрее оно разламывалось. В конце концов он допустил роковую ошибку, пойдя на поводу у своего вспыльчивого характера. Однако Серебристая Лиса — это не дешевый яшмовый браслет. Разгневанная и оскорбленная подобной выходкой госпожа Сюэнь обратилась с жалобой к пасынку.

Ее слова оказались последней каплей, переполнившей чашу терпения императора Фэн-ди. Он и раньше косо посматривал в сторону Таящегося Дракона, не проявлявшего должного уважения к Сыну Неба. Чжан Луня обвинили в оскорблении Трона Дракона и отрубили голову на площади Небесного Величия.

Я не присутствовал на казни. Хотел пойти, но не смог. Ноги не держали.

При очередном непрошенном визите военачальника Левого Крыла в мой дом я положил перед господином Чэнем небольшой свиток, вежливо предложив ознакомиться с содержанием. Он прочел. Вскочил, опрокинув стол, перевернув чайник и изрыгая длинные заковыристые проклятия на варварском наречии. Я опасался, как бы он не схватился за меч, начав пластать мебель в моем доме направо и налево.

Однако жизнь в Сяньляни не прошла для бравого вояки даром. В отличие от Таящегося Дракона, он сумел взять себя в руки. Обессилено выругал меня последней сволочью и рухнул на скамью, жалобно хрустнувшую под немалым грузом.

Я заглянул в послание цзинши и знал, что так огорчило доблестного военачальника. Приведенные там цифры и выкладки убедительно доказывали: страна не готова к войне — и не будет готова в ближайшие годы. Ибо благодаря легкомыслию и непредусмотрительности императора и его обожаемой сестры-принцессы казна оскудела прямо-таки до неприличия.

— Я весьма сожалею, — церемонно посочувствовал я, собирая с пола острые осколки чайника и чашек.

— Ничего ты не сожалеешь, — огрызнулся Чэн Лян. — Небось сам все подстроил!

— Не могу одобрить ничем не оправданного стремления обвинить меня во всех неприятностях мира, — я поджал губы. — Когда станете супругом принцессы, не позволяйте ей запускать свою очаровательную ручку в императорские сундуки, и все будут счастливы. Знаете, под небом ведь есть множество увлекательных занятий помимо войны.

Господин Чэн раздраженно обозвал меня доморощенным философом, не ведающим, с какой стороны нужно браться за меч, и ушел, пребывая в весьма раздраженном состоянии духа.