Вадим Черников - Чаша. Последний обряд Страница 11

– Вы о жене Хомутова? – точно выстрелили Кир, и получил в ответ тяжёлый, чисто «генеральский» взгляд.

Тем не менее Губаш ответил спокойно:

– О ней или о ком-то другом… Здесь не так важны конкретные фигуры, как сам смысл их действий и поисков. Пока Чаша, которую именно ваши, Кирилл Андреевич, поиски, доказательства и выводы географически и, что важнее, духовно привязали к нашей стране, не найдена, дело не закрыто и не закончено. Правда, мы знаем не все выводы и ждём, что вы нам о них расскажете, потому что наши эксперты пока ничего не нашли…

– Выводы очень простые, Константин Алексеевич, – вздохнул Кир, встал и прошёлся по комнате. – Чаша в России, но искать её бесполезно, о чём я сказал своим ребятам ещё в сентябре. То же могу повторить и вам. А вместе с этим ещё раз подтвердить, что участвовать, а тем паче возглавлять розыски того, что, считаю, не может быть найдено, я смысла не вижу.

Генерал коротко кивнул:

– Другими словами, вы отказываетесь. Что ж, мы с Александром Михайловичем примерно так и думали. И всё же не могу не предупредить: наши возможности небезграничны, и вы должны понимать, что вы, ваша семья и друзья, да и, возможно, ещё многие, находятся в опасности. В реальной, Кирилл Андреевич, опасности. От которой ЧОПы не уберегут, да и мы не всегда сможем помочь. Потому что те, кто ищет Чашу, думают совсем не так, как вы. Да и мы, если честно, тоже склонны думать в прямо противоположном направлении. А посему поиски Чаши уже продолжаются, хотите вы того или нет. Дело далеко не за крыто. Далеко…

Кир сел на своё место и пробормотал:

– Неужели вы не понимаете, что её нельзя найти?

Генерал помолчал с минуту, но Кир больше не сказал ни слова. Наконец, Губаш поднялся. За ним встал и Михайлов.

– До свидания, Кирилл Андреевич, – улыбнулся генерал. – Мне ваша позиция понятна, и я склонен её уважать. Все наши договорённости остаются в силе, я, как вы помните, дал слово и намерен его сдержать. И всё же хочу вас попросить: если, паче чаяния, вам что-либо станет известно или каким-то образом всплывут те или иные детали… Полковник Михайлов мне всё передаст. Впредь советую вам и вашим близким быть осторожными, потому что, как я уже говорил, наши возможности… Теперь они станут ещё более неэффективными.

– То есть наша безопасность – снова только наша забота? – невесело усмехнулся Кир.

– Скажем так: в основном ваша забота, – цинично подвёл итог генерал и вышел. Михайлов коротко пожал руку Кира и поспешил за начальством.

Кир остался в теперь уже своём офисе один и наедине с самыми различными мыслями, которые, так или иначе, были неуютными и тревожными.

Аэробус тяжело и уверенно опустил толстенькую сигару своего тела на заиндевевший асфальт аэропорта. Высокие сугробы замелькали вдоль посадочной полосы, зарябили стволы голых берёзок за бетонным забором «Домодедово». Серебристый лайнер облегчённо припарковался у синей кишки перехода-выхода. Перелёт Женева – Вильнюс – Москва закончился. Пассажиры, успевшие оценить погоду в иллюминаторы, согласились со словами командира корабля о том, что мороз действительно двадцать градусов. Они зябко кутались в какие-то куртки, наматывали змеи разноцветных шарфов, доставали шапочки и перчатки…

Вообще-то, неподготовленность авиатуристов к различной погоде – отдельная «песня», независимо от национальности и возраста этой категории пассажиров. В различных уголках мира, во всех аэропортах, можно встретить людей в шортах и пляжных шлёпках холодной осенью, в одних костюмах зимой или тёплом пальто, куртке, пуховике, соответственно, летом. Кто-то летит из тёплых стран к себе домой, кто-то, наоборот, из холода в жару, но с одеждой угадывают немногие. Почему нельзя заранее подумать, посмотреть, наконец, погоду в Интернете и так далее? Ведь сегодня информационные, по крайней мере, границы практически стёрлись? Тем не менее большинство сдают нужные вещи в багаж и потом мёрзнут или изнывают от жары, ожидая его выдачи…

Усталая бортпроводница в такт своим мыслям с чмоканьем открыла дверь самолёта и дежурной улыбкой прощалась с разношерстно одетой пассажирской публикой. Она одобрительно кивнула лишь красивой даме, закутанной в длинную норковую шубу, в высоких тёплых сапогах на толстой танкетке и меховой шапке. Дама тоже растянула рот в подобии улыбки, и бортпроводница поспешно отвернулась. Улыбка женщины выглядела, как прицел-пике хищной птицы на добычу. Перед тем как железные когти вцепятся в живую плоть, а рот-клюв ударит точно и почти не больно. Потому что насмерть.

Грета мгновенно заметила реакцию бортпроводницы, свернула-скинула, как перчатку с руки, улыбку и приняла вид скучающей бизнесвумен, уставшей от недолгого, но всё же полёта. Перекинув небольшую дорожную сумку в другую руку, она уверенно направилась к пограничному контролю. Волноваться она уже давно отвыкла, а паспорт гражданки Литвы и лёгкий акцент вполне соответствовали друг другу. Остальное сделали руки парикмахера и её собственные. Чёрные волосы, короткая причёска каре с чёлкой, закрывающей лоб, линзы и блёклая розовая помада на губах сделали своё дело лучше любых операций или затасканных тёмных очков. Из зеленоглазой, светловолосой и белокожей женщины, приковывавшей взгляды мужчин, Грета перевоплотилась в совершенно другую даму, будто бы сменив летнюю змеиную кожу на зимнюю. Она, конечно, была на то и зимней и в сочетании с длинной шубой делала её практически незаметной в мужских глазах, но как раз это ей и было сейчас нужно. И сработало: молодой пограничник посмотрел на фото в паспорте, щёлкнул штампом, едва взглянув на «оригинал», и Грета не торопясь пошла к выходу по «зелёному коридору». Таможенники в её сторону и не посмотрели, но они-то её в любом случае не беспокоили. Ничего противозаконного она с собою, конечно, не везла…

Солидный, но не шикарный «ауди» с молчаливым шофёром подхватил её прямо у выхода. Путь на Рублёвку был неблизким, что Грету вполне, как ни странно, устраивало. Можно было подумать. В последнее время, несмотря на то что она в основном только этим и занималась, мысли никак не складывались в определённую систему. Что-то мешало. А без системы она жить почти не могла… Грета, не обращая внимания на недовольный взгляд шофёра, достала мундштук и вставила туда длинную, коричневую сигарету. Крепкий дым ожидаемо оказал плодотворное воздействие: мысли потекли по нужному, системному руслу.

Августовским утром, когда она, покачиваясь, вышла из больницы в сопровождении крепкого, молчаливого мужчины и села на заднее сиденье чёрного «мерседеса», Грета не собиралась задавать никаких вопросов. Перемотанная бинтами и заклеенная пластырем, она полулежала на широком кожаном диване-сиденье и смотрела на просыпающуюся ненавистную столицу. Мужчина, который десятью минутами раньше принёс ей в палату одежду и посоветовал собираться, так же молча возвышался рядом с водителем. Он только открыл мини-бар, которым Грета могла воспользоваться. Разноцветные бутылки мягко переливались в стеклянных глубинах шкафчика «под красное дерево». Но Грета не хотела. Она вообще ничего не хотела и не могла. Истерика перешла в другое, полурастительное состояние апатии и созерцания мира как бы со стороны. Она всё видела, слышала, понимала, но участвовать в этом не желала.

Грета безучастно наблюдала, как открылись ворота и машина прошелестела во двор огромного трёхэтажного дома. В таком же ключе она провела и следующие несколько дней, когда её поселили в шикарной комнате, под надзором пожилого, немногословного врача и сиделки. Перевязки сменялись капельницами, уколы чередовались с анализами, бульоны менялись местами с супами-пюре… При этом никаких душещипательных или утешительных бесед не было, психологов и прочих «ковырятелей мозгов» тоже не наблюдалось. Именно за это, единственное, Грета и была благодарна неизвестным лекарям и их хозяевам.

Впрочем, вскоре она поняла, что это скорее метод лечения, чем некое сострадание. Вполне разумный, кстати. Потому что через неделю, вопреки даже её железной воле, физическое выздоровление стало влиять и на психологическое. Тело, заживляя раны и наливаясь силой, уверенно потянуло за собою и мозг. Сопротивляться было бесполезно. Жизнь победила.

Врач, несмотря на свой отстранённый вид, заметил это почти сразу, коротко «доложил» ей свой вердикт, в котором не было ничего страшного (уже): ушибы рёбер, лёгкое сотрясение мозга, переохлаждение, небольшие внутренние разрывы и зажившие мочки ушей. Осложнения на почки, которого он опасался, удалось избежать. И испарился. Вместе с двумя заключениями: «можно вставать» и «дальше сами, если вам, конечно, угодно жить». Сиделка коротко указала на кнопку звонка и внутренний телефон. И тоже исчезла.

День прошёл в одиночестве, пока Грета не проголодалась… Она впервые обошла свою «палату», нажала на ручку двери, которая мягко щёлкнула, открывая перед ней вид на зимний сад и на весь третий этаж особняка. Грета запахнула тёплый халат и пошла на разведку. Почти сразу же она наткнулась на то, что искала прежде всего: огромная ванная комната с джакузи, длинными зеркалами, белым ковром на полу, пахнущая настолько прекрасно гелями, травами, цветами и прочими банными делами, что Грета тут же скинула халат…