Генри Райдер Хаггард - Приключения Айши (сборник) Страница 11

– Что ты об этом думаешь, Джоб? – спросил я нашего слугу; греясь на солнце, он с глубоко несчастным видом сидел на борту. И я показал на демоническую голову в полыхании солнечного огня.

– О Господи, сэр! – отозвался Джоб; он только теперь разглядел голову. – Это, видно, портрет того самого Старого Джентльмена, который поджаривает грешников в аду.

Я засмеялся, и мой смех разбудил Лео.

– Привет, – сказал он. – Что это со мной? Я весь закоченел. А где наша дау? Дайте мне, пожалуйста, глоток бренди.

– Скажи спасибо, мой мальчик, что ты не окоченел навсегда, – ответил я. – Дау пошла ко дну вместе со всей командой, спаслись лишь мы четверо; это просто чудо, что и ты не утонул.

К этому времени уже совсем рассвело, и, пока Джоб искал бренди, я рассказал Лео обо всем происшедшем накануне.

– Какой ужас! – воскликнул он. – Подумать только, судьба пощадила именно нас, и никого больше!

Джоб принес бренди, и мы все по очереди с удовольствием приложились к бутылке. Мы провели в мокрой одежде более пяти часов, продрогли до мозга костей и теперь отогревались на солнце, которое становилось все жарче и жарче.

– Ну что ж, – произнес Лео, со вздохом отставляя бутылку, – вот та самая голова, о которой говорится в надписи на черепке: «скала с вершиной, имеющей форму головы эфиопа».

– Да, – подтвердил я, – такая скала есть.

– Значит, – продолжал он, – достоверно и все остальное.

– Отнюдь не уверен, что одно неизбежно следует из другого, – возразил я. – Мы же знали об этой скале, ее видел твой отец. Но еще большой вопрос, та ли это самая голова, о которой упоминается в надписи, а если и та самая, это еще ничего не доказывает.

Лео снисходительно улыбнулся:

– Вы, дядя Хорейс, неисправимый скептик. Поживем – увидим.

– Верно, поживем – увидим… Но обрати внимание, что течение несет нас через песчаную отмель в устье реки. Не пора ли нам взяться за весла, Джоб? Надо присмотреть какое-нибудь местечко, где мы могли бы причалить.

Устье казалось не очень широким, но какова именно его ширина, определить было трудно – вдоль берегов висели густые клубы тумана. Вход в него – обычная история со всеми африканскими реками – перегораживала песчаная отмель, вероятно, совершенно непроходимая даже для лодчонок с осадкой в несколько дюймов, если начинался отлив и ветер дул в сторону моря. Но обстоятельства сложились для нас благоприятно, и мы спокойно переплыли через отмель. На это ушло минут двадцать, не более, так как нас подгонял сильный, хоть и неровный ветер, – нам почти не пришлось грести, чтобы войти в гавань. К тому времени жаркое солнце уже рассеяло туман, и мы увидели, что устье – шириной в полмили, берега его заболочены и на них, как бревна, валяются многочисленные крокодилы. Выше по течению, на расстоянии мили, можно было рассмотреть полоску твердой суши, туда мы и направились. Через четверть часа, привязав бот к красивому дереву с широкими сверкающими листьями и цветами, схожими с цветами магнолии, только не белыми, а розовыми[31], которые висели над самой водой, мы высадились на берег. Разделись догола, искупались и разложили наши одежды и вещи на солнце, таком жарком, что они мгновенно высохли. Затем, сидя в тени деревьев, плотно позавтракали консервированными языками уругвайской фирмы «Пайсанду» – этих консервов мы накупили в лондонском универсальном магазине для военных. За едой мы громко радовались, что так предусмотрительно успели спустить бот на воду и загрузить его провизией и вещами накануне бури, которая потопила дау. К концу завтрака наши одежды были уже совершенно сухими и мы поспешили надеть их, чувствуя себя много бодрее. Ужасное приключение, оказавшееся роковым для всех наших спутников, не причинило нам почти никакого вреда: мы отделались лишь несколькими царапинами да еще очень устали, вот и все. Лео, правда, нахлебался воды, но для энергичного молодого атлета двадцати пяти лет это в сущности не такое уж тяжелое испытание.

После завтрака мы стали осматриваться. Мы находились на полоске твердой земли футов двести шириной и около пятисот футов длиной, окаймленной с одной стороны рекой, а с трех остальных – бескрайними, удручающе унылыми болотами, которые простирались, насколько хватало взгляда. Эта полоска земли возвышалась над окружающими болотами и рекой футов на двадцать пять – все говорило о том, что это насыпь, возведенная человеческими руками.

– Здесь был причал, – не допускающим возражений тоном произнес Лео.

– Вздор! – ответил я. – Какому глупцу взбрело бы в голову построить причал среди этих ужасных болот в стране, которая если и населена, то какими-нибудь дикими племенами?

– Возможно, здесь не всегда были болота и не всегда жили дикари, – сухо обронил Лео, глядя вниз с отвесного берега, ибо мы стояли возле самой реки. – Посмотрите, – продолжал он, указывая на место, где накануне ураган вырвал с корнями магнолиевое дерево. – Что это, как не каменная кладка?

– Вздор! – повторил я, мы спустились вниз, к вывороченным корням дерева, и внимательно осмотрели образовавшуюся яму.

– Ну? – сказал он.

Я ничего не ответил, только присвистнул. Перед нами лежал, очевидно, кусок причальной стенки из крупных каменных блоков, скрепленных цементом, настолько прочным, что напильник моего складного ножа не оставлял на нем никаких царапин. И это еще не все: разрыв землю руками, я обнаружил в самом низу большое каменное кольцо около одного фута в поперечнике и в три дюйма толщиной. Это сильно поколебало мою прежнюю уверенность.

– Похоже на причал для довольно крупных судов, дядя Хорейс? – проговорил Лео с взволнованной усмешкой.

Я хотел было снова отрезать: «Вздор!» – но осекся: каменное кольцо неопровержимо свидетельствовало о правоте Лео. Во времена давно минувшие здесь, несомненно, швартовались корабли, и вполне возможно, что этот причал принадлежал городу, затерянному где-то за болотами.

– Складывается впечатление, что вся эта история – отнюдь не легенда, дядя Хорейс, – ликующим тоном воскликнул Лео, и, размышляя о загадочной голове негра и не менее загадочной каменной кладке, я уклонился от прямого ответа.

– На таком материке, как Африка, – сказал я, – конечно же, сохранилось немало памятников давно исчезнувших и забытых цивилизаций. Никто не знает, как стара египетская цивилизация, вполне вероятно, у нее были свои ответвления. Были еще вавилонцы, финикийцы, персы и всевозможные другие более или менее цивилизованные народы, не говоря уже об иудеях, на которых сейчас все притязают. Можно предположить, что у кое-каких из этих народов были свои колонии или торговые фактории. Помнишь погребенные персидские города, которые консул показывал нам в Кильве?[32]

– Да, конечно, – сказал Лео, – но раньше вы говорили совсем другое.

– Что же нам делать? – спросил я, чтобы переменить разговор.

Лео ничего не ответил.

Мы подошли к болоту с противоположной стороны; казалось, ему нет ни конца ни края, и, куда ни глянь, над ним реяли большие стаи разных птиц, которые иногда сплошь застилали небо. А солнце пекло все жарче, и под его лучами над трясиной и мутно-пенными стоячими лужами поднимались тонкие облачка ядовитых испарений.

– Мы в трудном положении, – обратился я к своим спутникам. – Перебраться через болото мы не можем, а если мы останемся здесь, то погибнем от лихорадки.

– Гиблое место, – сказал Джоб.

– Выбор у нас только такой: либо попробовать добраться до ближнего порта на вельботе, а дело это очень рискованное, либо пойти под парусом или на веслах вверх по реке – куда-нибудь да приплывем.

– Не знаю, что собираетесь делать вы, – поджав губы, сказал Лео, – а я твердо намерен подняться вверх по реке.

Джоб возвел к небу глаза и застонал, араб прошептал: «Аллах», – и тоже застонал. Я же спокойно заметил, что выбирать приходится между дьяволом и морской пучиной – неизвестно, что лучше. На самом же деле я, как и Лео, горел желанием продолжать путь. Стыдно признаться, но колоссальная голова негра и каменная причальная стенка возбудили во мне такое сильное любопытство, что я готов был на все ради его удовлетворения. Мы установили мачту, достали наши ружья и погрузили обратно провизию и подсохшие вещи. На наше счастье, ветер дул со стороны океана, и мы смогли сразу же поднять парус. Последующий опыт показал, что каждый день после рассвета в течение нескольких часов ветер обычно дует в сторону суши, а на закате – в сторону моря; видимо, за ночь земля охлаждается росой, воздух остывает, и, пока он снова не прогреется, ветер дует с теплого моря. В этих краях, во всяком случае, дело обстоит именно так.

Пользуясь попутным ветром, мы три-четыре часа довольно быстро поднимались вверх по реке. В одном месте мы наткнулись на целое семейство гиппопотамов: они всплыли на поверхность в десяти-двенадцати морских саженях от бота и, к ужасу Джоба да и к моему собственному, угрожающе заревели. Это были первые гиппопотамы, которых мы видели, и, если судить по их ненасытному любопытству, им тоже никогда не доводилось видеть белых людей. Честно сказать, я даже побаивался, как бы они не полезли в бот, чтобы удовлетворить это любопытство. Лео хотел выстрелить, но я отговорил его, опасаясь губительных для нас последствий. На топких берегах грелись на солнце сотни крокодилов и тысячи тысяч водоплавающих птиц. Нескольких мы подстрелили, среди них оказался дикий гусь с острыми отростками на крыльях, такой же отросток, в три четверти дюйма, был у него между глазами. Второго такого нам не попалось, и я до сих пор не знаю, особая ли это разновидность или просто мутант. В первом случае это может представлять интерес для ученых-натуралистов. Джоб окрестил этого гуся Единорогом.